заявлял Мухаммед Али, — и мечом удержу ее в повиновении». Но истинным его мечом был его полководец — Ибрагим-паша, еще в детстве получивший командование над своей первой армией и тогда же выигравший первые сражения. Именно Ибрагим разгромил Саудитов, опустошил Грецию, завоевал Иерусалим и Дамаск и победоносным маршем дошел почти до ворот Стамбула.
Весной 1834 года Ибрагим устроил свою ставку в комплексе гробницы Давида на Сионе. Шокируя мусульман тем, что восседал на европейском троне- кресле (который он предпочитал традиционному османскому дивану с подушками), и открыто попивая вино, он занялся реформированием иерусалимской жизни. Он ослабил давление на христиан и иудеев, обещав им равенство перед законом, и упразднил все пошлины и взносы, которые должны были платить посетители Гроба Господня. Отныне всем позволялось носить мусульманские одежды, ездить по улицам города верхом и — впервые за все века — не платить джизью[210]. Однако тюркоговорящие албанцы, у которых теперь была власть, пуще всего презирали арабов: отец Ибрагима называл их «дикими зверями». 25 апреля Ибрагим встретился с лидерами Иерусалима и Наблуса на Храмовой горе и повелел им призвать на воинскую службу 200 иерусалимлян. «Я хочу, чтобы этот приказ был исполнен незамедлительно», — заявил Ибрагим. Но Иерусалим отказался повиноваться. «Лучше умереть, чем отдать детей наших в вечное рабство», — ответили его жители.
3 мая Албанец присутствовал на православной Пасхе: 17 тыс. христианских паломников наводнили город, и так уже готовый взбунтоваться. В ночь Великой субботы толпы верующих заполонили церковь Гроба Господня в ожидании схождения Благодатного огня. Присутствовал там и английский путешественник Роберт Керзон, оставивший яркое описание событий: «Поведение паломников было откровенно вызывающим. В какой-то момент они стали бегать вокруг Гроба Господня, а некоторые, почти целиком оголившись, устроили пляски с безумными жестами и пронзительными криками, словно одержимые».
На следующее утро Ибрагим вошел в храм, чтобы самому увидеть Огонь. Но толпа была столь тесная, что его стражникам пришлось прокладывать путь «прикладами своих мушкетов и плетями». Между тем три монаха заиграли на «сумасшедших скрипках», а женщины начали завывать «особенно визгливо и надрывно».
Ибрагим сидел и ждал. Воцарилась полная темнота. Греческий патриарх в «величественной процессии» вступил в часовню Гроба. Толпа ожидала божественной искры. Керзон заметил всполох, а затем засияло само чудесное пламя, которое тут же передали паломнику, «заплатившему больше всех за подобную честь». За Огонь разгорелась «ожесточенная битва». Паломники падали на пол в экстатических обмороках. Церковь наполнил ослепляющий дым. Трое паломников разбились насмерть, упав с верхних галерей. Ибрагим попытался выйти из церкви, но не смог сделать ни шагу. Его стражники старались проложить дорогу правителю. Толпа пришла в хаотичное движение. Пробираясь к «месту, где стояла Богородица во время распятия», Керзон почувствовал, что пол под его ногами странно мягкий. «Оказалось, я топтал груду человеческих тел. Все были мертвы. Многие из них почернели от удушья, другие все в крови, покрыты мозгами и собственными внутренностями, раздавленными толпой. Солдаты штыками закололи нескольких несчастных, лежавших в обмороке. Стены были забрызганы кровью и мозгом людей, зарубленных, как скот».
Бешеная давка превратилась в «отчаянную и жестокую» борьбу за выживание — Керзон видел, как вокруг него умирают люди. Сам Ибрагим чудом спасся, не один раз упав без чувств, пока его телохранители вытаскивали мечи и прорубали ему путь в стене человеческой плоти.
Камень помазания покрывали груды тел. Ибрагим стоял во внутреннем дворе, «приказывая своим людям выносить трупы и вытаскивать тех, в ком еще можно было определить признаки жизни». В той трагической давке погибло четыре тысячи паломников. Когда Керзон выбрался наружу, многие тела в тесноте храма «продолжали стоять, хотя были уже вполне мертвы».
Пока весть об этой трагедии распространялась по потрясенному христианскому миру, кланы Иерусалима, Наблуса и Хеврона подняли мятеж. 8 мая 10 тыс. вооруженных феллахов (крестьян) напали на Иерусалим, но были отбиты войсками Ибрагима. События 19 мая напомнили историю взятия Иерусалима Давидом: крестьяне селения Силоам, лежавшего напротив Города Давида, на другой стороне долины, показали повстанцам тайный туннель, по которому те пробрались в город и взломали Мусорные ворота в южной стене. Феллахи начали мародерствовать на городских базарах. Воины Ибрагима атаковали их, но… только за тем, чтобы самим присоединиться к грабежам. Бимбаши, командующий гарнизоном, арестовал глав иерусалимских семейств Хусейни и Халиди. Но на улицах города уже буйствовали 20 тыс. крестьян. Они осадили Башню Давида. Двое молодых американских миссионеров — Уильям Томсон и его беременная жена Элиза — спрятались в своем жилище. Затем Уильям отправился за помощью в Яффо, а Элиза заперлась у себя в комнате, посреди «рева орудий, рушащихся стен, пронзительных криков соседей, ужаса слуг и ожидания резни». У нее родился мальчик, но когда Уильям вернулся в Иерусалим, он застал свою жену умирающей. Вскоре он покинул «эту разрушающуюся страну».
Ибрагим, отступив сначала в Яффо, теперь пробивался к Иерусалиму по горным тропам. В пути он потерял 500 воинов. Встав лагерем на горе Сион, 27 мая Ибрагим пошел в наступление, перебив три сотни повстанцев, но затем попал в засаду у Султанского пруда и был вынужден вновь укрыться в гробнице Давида. Мятежники бушевали на улицах. Их возглавили люди из кланов Хусейнидов и Абу-Гош. Ибрагим призвал на помощь отца.
Али-паша, «прекрасно выглядевший старик», царственно гарцующий на «красивом коне, естественный, величавый, полностью соответствующий представлению о великом человеке», отплыл в Яффо с 15-тысячным подкреплением. Албанцы сокрушили мятежников и отвоевали Святой город. Иерусалимские Хусейниды были высланы в Египет. Повстанцы пытались взбунтоваться вновь, но Ибрагим Рыжий учинил настоящую бойню у Наблуса,
