иерусалимскую Библию и иногда на протяжении своего иронического рассказа повторяет: «Я сижу там, где стоял Господь».
Туристы и паломники — будь то духовные лица или миряне, христиане или иудеи, Шатобриан, Монтефиоре или Твен — зорко подмечали, где стоял или ходил Господь, но совершенно не видели людей, обитающих там. На протяжении веков Иерусалим существовал лишь в воображении верующих, живших в далекой от него Америке или Европе. Нынешние же его посетители, тысячами приплывавшие на пароходах, ожидали увидеть экзотические, опасные и колоритные образы, которые они взращивали в уме с помощью Библии, пытались найти подтверждение своих стереотипных представлений о древнем народе… а также найти уже наконец обещанных переводчиков и гидов. Но в реальности они видели только различия в одежде прохожих и закрывали глаза на картины и сцены, которые им не нравились: восточную «мерзость запустения» и то, что путеводитель Бедекера называл «диким суеверием и фанатизмом». А в воображении они по-прежнему выстраивали собственный образ великого Святого города. И именно такое восприятие подогревало имперские интересы к Иерусалиму. Что до живущего своей жизнью древнего мира арабов и евреев-сефардов в их своеобразных восточных одеждах — для европейцев он практически не существовал. Но мир этот был вполне реален.
40. Арабский город, имперский город
Реальный Иерусалим походил на Вавилонскую башню в причудливом убранстве, со строгой иерархией религий, языков и одеяний. Османские офицеры носили расшитые куртки в сочетании с военной формой европейского образца. Местные евреи, армяне, арабские христиане и мусульмане рядились в сюртуки или белые костюмы и новые головные уборы, символизировавшие реформированную Османскую империю, —
Приезжим все это наверняка казалось вавилонским столпотворением. Меж тем жизнь Иерусалима была подчинена строгому иерархическому укладу. Главой суннитской империи был султан-халиф. Мусульмане занимали в ней верховные административные позиции. Турки были правителями, ступенью ниже стояли арабы. А на самой низкой ступени социальной лестницы находились польские евреи, часто подвергавшиеся насмешкам из-за своей нищеты, «стенаний» и транса, в который они приходили во время своих молитв. Но между этими ступенями, в полуподпольной народной культуре, все было перемешано, несмотря на ограничения и запреты каждой религии.
Окончание поста Рамадана представители всех религий отмечали праздником и ярмаркой вне стен Старого города, с каруселями и скачками. Уличные торговцы предлагали желающим взглянуть на непристойные картинки, продавали рахат-лукум, пахлаву и другие восточные сладости. Во время иудейского праздника Пурим мусульмане и арабы-христиане облачались в традиционные еврейские костюмы, и приверженцы всех трех религий лакомились еврейскими кушаньями у гробницы Симона Праведного к северу от Дамасских ворот. На Песах евреи дарили своим соседям-арабам мацу и приглашали на пасхальный седер (трапезу), а арабы в ответном жесте преподносили иудеям по окончании празднества свежевыпеченный квасной хлеб. Иудейские мохелы совершали обряд обрезания мусульманским мальчикам. Иудеи также устраивали званые обеды для соседей-мусульман, вернувшихся из хаджа. Самые тесные отношения установились между арабами и сефардами. Арабы называли последних «яхуд, авлад араб» (иудеи, сыны арабов), считали их своими собственными евреями, а некоторые арабские женщины даже выучили ладино. Во время засухи улемы просили сефардских раввинов тоже помолиться о ниспослании дождя. Сефардские арабоговорящие Валеро были главной банкирской семьей города, важнейшими деловыми партнерами наиболее влиятельных кланов. Враждебнее всего к иудеям относились православные арабы: они оскорбляли их в народных пасхальных песнях и чинили над ними самосуд, стоило тем по неосторожности приблизиться к церкви Гроба Господня.
Бедекер предупреждал туристов, что в Иерусалиме «нет публичных увеселительных заведений». В действительности это был город музыки и танцев. Местные жители встречались в кофейнях и винных погребках: они курили наргиле, играли в нарды, смотрели на борцовские поединки и любовались танцем живота. На свадьбах и разных празднествах плясали традиционный танец
