важничал, все держались просто, пили вино, а дамы были в ту ночь такие красивые, и все они пели как единый хор; так что времени на еду даже не было».
Еврейка, покорившая сердце губернатора, «так обожала арабскую музыку», что Вазиф даже согласился обучить ее игре на лютне. Похоже, он наслаждаляся этой головокружительной чередой оргий, в которых принимали участие «самые красивые еврейки», а иногда и русские девушки, застигнутые войной в Иерусалиме. Однажды квартирмейстер Четвертой армии Раушан-паша «сильно напился, а затем красивые еврейки довели его до безумия».
Вазифу не нужно было работать, поскольку его знатные покровители — сначала Хусейн Хусейни, а позднее Раджиб Нашашиби — всегда находили ему синекуры в городской администрации. Хусейни был главой благотворительного общества Красного Полумесяца. А благотворительность частенько являлась бессовестным прикрытием для мотовства и тщеславия: на благотворительных вечерах «самых привлекательных дам Иерусалима» просили наряжаться в османскую военную форму, которая соблазнительно облегала фигуру и к тому же была украшена красными полумесяцами. Такое зрелище производило неотразимое впечатление на Джемаля. Его собственной дамой сердца была Лея Тененбаум, которую Вазиф считал «одной из самых красивых женщин во всей Палестине». А Сима аль-Магрибийя, еще одна еврейка, владела сердцем гарнизонного командира. Губернатор же находил утешение в объятиях англичанки мисс Кобб.
Иногда и лютнисту Вазифу перепадал лакомый кусок с барского стола. Однажды его с друзьями пригласили на вечеринку в еврейском доме. Там в большом зале они увидели «группу османских офицеров, обхаживавших дам», среди которых была и известная мисс Рэчел. Неожиданно пьяные турки завязали драку и принялись палить из револьверов сначала в люстры, а затем друг в друга. Музыканты в страхе разбежались. Любимую лютню Вазифа разбили вдребезги, но очаровательная мисс Рэчел затолкала его в чулан и показала потайную дверь, через которую он попал в соседний дом. «Она спасла мне жизнь, — вспоминал Вазиф, с явным удовольствием добавляя: — И я провел с ней ночь».
27 апреля 1915 года, в годовщину воцарения султана Мехмета, Джемаль пригласил османских и германских командующих, а также иерусалимскую знать на званый обед в своей ставке — в экспроприированном французском монастыре у Новых ворот. Османских офицеров сопровождали 50 проституток, хотя представители городской знати пожаловали на прием со своими чопорными женами.
Даже когда положение в Иерусалиме стало совсем плачевным, граф Байобар продолжал устраивать для Джемаля роскошные застолья: в меню банкета 6 июля 1916 года входили турецкий суп, рыба, бифштекс, мясные пироги и фаршированная индейка; на десерт были поданы мороженое, ананасы и прочие фрукты. Джемаль разговорился о дамах, о власти и о своем новом Иерусалиме. Он возомнил себя градостроителем, намереваясь снести иерусалимские стены и проложить через Старый город бульвар от Яффских ворот до Храмовой горы. Затем он похвастался своей женитьбой на блестящей Лее Тененбаум: «Ты знаешь, что я женился на австрийской еврейке?»[247]. К Байобару Джемаль частенько наведывался без предупреждения. И, поскольку дела принимали все более отчаянный оборот, испанец использовал свое влияние, чтобы хоть как-то обуздать деспотизм Кровавого мясника. А тот, со своей стороны, во время веселой пирушки с испанским и греческим консулами мог со смехом пообещать им, что непременно повесит обоих, если их страны вступят в войну!
Пока Джемаль грезил своим ускользающим из рук Иерусалимом, его соратник и заместитель главнокомандующего Энвер потерял 80 тыс. солдат, предприняв катастрофически неудачное наступление на русских на Кавказском фронте. Энвер и Талаат обвинили в своих неудачах христиан-армян, учинив в османской части Армении настоящий геноцид. Зверства и преступления против человечности в конце концов унесли жизни целого миллиона человек и впоследствии стали для Гитлера одним из аргументов в пользу того, что мировое общественное мнение не обратит внимания на Холокост: «Никто сегодня не вспоминает армян», — говаривал фюрер. Джемаль заявил, что не одобряет эту бойню, и даже разрешил армянским беженцам селиться в Иерусалиме: в годы войны число армян в городе удвоилось.
Тем временем Джемаль вел секретные переговоры и с Британией: он признавался Байобару, что Лондон требует от него, чтобы он убил своего соратника Талаат-пашу. Джемаль предложил Антанте собственный план действий: двинуться на Стамбул, сместить Энвера, спасти армян и самому стать наследственным султаном. Союзники не восприняли это всерьез, и Джемаль стал действовать по своему усмотрению. Он казнил в Иерусалиме еще 12 арабов: их тела были вывешены на стенах. Между тем Энвер колесил по восточным провинциям империи, укрепляя там свой авторитет, запугивая арабских диссидентов и стараясь не выпускать из виду своего «соратника». Вазиф наблюдал, как Энвер въехал в сопровождении Джемаля в Иерусалим. Посетив Купол Скалы, гробницу Давида и церковь Гроба Господня, торжественно открыв новую улицу Джемаль-паши, Энвер направился в отель «Фаст», где мэр города Хусейн Хусейни дал в его честь прием, организованный, разумеется, Вазифом Джавгарийе.
А затем Энвер и Джемаль отправились в Мекку, чтобы усердной молитвой отвратить восстание арабов. Но хадж двух турецких пашей не помог сохранить Аравию за османами.
45. Великое арабское восстание и декларация бальфура
