В 518 году императором Восточной империи стал престарелый Юстин, однако реальная власть оказалась в руках его 35-летнего племянника Петра, принявшего имя Юстиниан. Старый император, безграмотный фракийский крестьянин, всецело полагался на своего разумного племянника[102]. Юстиниан пришел к власти не один: его любовница Феодора, дочь дрессировщика медведей, принадлежавшего к партии «синих» (одна из партий болельщиков на состязании колесниц), росла в окружении потных возничих, в банях сомнительной репутации и у кровавых рвов для медвежьей травли на константинопольском ипподроме. Еще подростком она участвовала в непристойных театральных зрелищах и, говорят, была настолько одарена гимнастически, что во время оргий могла одновременно ублажать трех мужчин. В своей нимфомании она не знала меры: Феодора распластывалась на сцене, а гуси клевали ячменные зерна из «чаши этого страстного цветка». Впрочем, эти пикантные подробности, без сомнения, были преувеличены придворным историком императорской четы, который в своих тайных писаниях, похоже, отводил душу после повседневного придворного раболепства. Как бы то ни было на самом деле, Юстиниан считал энергичную и полную жизни Феодору совершенно неотразимой, так что даже изменил законы, чтобы взять ее в жены. И хотя интриги Феодоры усложняли Юстиниану жизнь, именно она частенько проявляла ту самую силу воли, которой порой так недоставало императору. Когда он почти потерял власть в Константинополе во время восстания «Ника» (532 год) и готов был уже бежать из столицы, императрица заявила, что «предпочитает смерть в пурпуре жизни без пурпура», и убедила мужа остаться во дворце, а его полководцев вдохновила на подавление мятежа.
Благодаря их реалистичным мозаичным портретам в церкви Сан-Витале в Равенне мы знаем, что Юстиниан был узколицым и неказистым, Феодора же — стройная и бледнокожая, со сверкающими глазами и поджатыми губами — смотрит на нас с мозаики ледяным, убийственным взором, а ее голову и грудь украшают нити жемчугов. Эта был идеальный политический союз двух властолюбцев — пусть неравного происхождения, но в равной степени беспощадных и непримиримых в том, что касалось империи и религии.
Юстиниан, последний говоривший на латыни император Востока, был убежден, что делом его жизни является восстановление великой Римской империи и воссоединение христианского мира: незадолго до его рождения последний император Запада был свергнут с престола вождем германских варваров. По странной иронии судьбы это повысило престиж епископов Рима, которые вскоре стали величать себя папами, и усилило размежевание Востока и Запада. Юстиниан достиг удивительных успехов на поприще воссоздания мировой христианской империи — силой оружия, веры и искусства. Он отвоевал у варваров Италию, Северную Африку и Южную Испанию, хотя одновременно ему приходилось отражать постоянные вторжения персов, которые то и дело опустошали Восток. Императорская чета провозгласила свою христианскую империю «первым и величайшим благом всего человечества», безжалостно преследуя гомосексуалов, язычников, еретиков, самарян и евреев. Юстиниан лишил иудаизм статуса разрешенной религии и запретил праздновать еврейскую Пасху, если она приходилась на Страстную неделю. Император обращал синагоги в церкви, насильно крестил иудеев и даже узурпировал еврейскую историю: в 537 году, освящая новую великолепную купольную базилику Святой Софии (Премудрости Божией) в Константинополе, он якобы воскликнул: «Соломон, я превзошел тебя!» А затем отправился в Иерусалим, чтобы возвести там собственный «Храм Соломонов».
В 543 году Юстиниан и Феодора начали строительство церкви Неа (Новой), посвященной Пресвятой Богородице [103]. Это была базилика длиной почти 120 метров, высотой 56 м и со стенами пятиметровой толщины. Базилика, вход в которую был обращен прочь от Храмовой горы, должна была царить над городом и затмить славу места, где когда-то стоял Храм Соломона. Когда полководец Юстиниана Велизарий захватил столицу вандалов Карфаген, он обнаружил там семисвечник-менору, некогда вывезенный из Храма Титом. После пышного триумфа, который Велизарий справил в Константинополе, менору вместе с прочими трофеями провезли по городу, а затем отправили в Иерусалим — вероятно, для украшения Новой церкви Юстиниана.
Жизнь Святого города определяли ритуалы ортодоксального христианства[104]. Паломники входили в Иерусалим через Северные ворота, построенные Адрианом, и вступали на Кардо — главную улицу города, по обеим сторонам которой тянулись колоннады. Ширина мощеной улицы составляла примерно 12 метров — вполне достаточно для того, чтобы на ней могли разъехаться две повозки. Следуя вдоль многочисленных лавок, расположенных в колоннадах, паломник доходил до Новой церкви Юстиниана. Состоятельные горожане жили к югу и юго-западу от Храмовой горы в двухэтажных особняках с внутренними дворами. «Счастливы те, кто живет в этом доме» — такая надпись сохранилась в одном из них. Дома, церкви и даже торговые лавки были пышно украшены мозаикой; яркая мозаика, на которой изображены цапли, голуби и орлы, вероятно, была исполнена по заказу армянских царей (посвятительная надпись говорит, что работа заказана «в память и во спасение всех армян, чьи имена Ты, Господи, ведаешь»). Более загадочной кажется полухристианская — полуязыческая мозаика с плутоватым Орфеем, играющим на лире, — она была обнаружена севернее Дамасских ворот.
Богатые византийские женщины носили длинные греческие одеяния, отороченные золотой, зеленой и красной каймой, а из украшений — нити жемчуга, ожерелья и серьги. При раскопках в Иерусалиме было найдено золотое кольцо, представляющее собой миниатюрную модель храма Гроба Господня.
Город принимал тысячи паломников: важные гости останавливались у патриарха, бедные ночевали в общих палатах странноприимных приютов, построенных Юстинианом, в которых было достаточно места для ночлега трех тысяч человек одновременно. Аскеты же предпочитали пещеры или старые иудейские гробницы в окрестных горах. Богатых и знатных погребали в саркофагах, расписанных фресками и снабженных колокольчиком, чтобы покойник мог отгонять демонов. Для безымянных захоронений бедняков служили братские могилы на Поле Крови.
