Константинополь Евдокия вернулась со множеством новых реликвий. Однако Пульхерия, недовольная влиянием Евдокии на императора, затеяла заговор, чтобы устранить ее.

Евдокия: императрица иерусалимская

Феодосий подарил Евдокии редкостное яблоко небывалых размеров. Императрица передарила его своему фавориту — магистру Павлину. А тот преподнес диковину императору. Уязвленный Феодосий обрушил свой гнев и ревность на жену, та стала уверять, что никому не передавала подарок мужа, а съела яблоко сама. Император предъявил яблоко. Столь наглая лживость жены убедила Феодосия, что слова, которые нашептывала ему сестрица, были правдой: Евдокия состояла в любовной связи с Павлином.

Вся эта история, скорее всего, вымысел — яблоко символизировало жизнь и целомудрие, — но ее чрезвычайно жизненные подробности хорошо иллюстрируют цепочку случайных событий, которые могли закончиться весьма плачевно при императорском дворе, где каждый и в любую секунду мог оказаться в центре кровавой интриги.

Павлин был казнен в 440 году, а императорская чета сошлась на том, что Евдокия покинет столицу, однако с приличествующими императрице почестями. По прошествии трех лет Евдокия прибыла в Иерусалим, чтобы править Палестиной по своему праву и усмотрению.

Но и тогда Пульхерия не оставила попыток уничтожить невестку. Она поручила Сатурнину из императорской охраны казнить двух пресвитеров, последовавших за императрицей из Константинополя. Тот приказал схватить священников и умертвить прямо у Евдокии на глазах. Разгневанная, она, в свою очередь, повелела убить Сатурнина. Пронзенный мечами, тот пал рядом со своими жертвами. Только теперь Евдокия была предоставлена самой себе. Она построила в городе дворцы для себя и для иерусалимского епископа и больницу рядом с храмом Гроба Господня, просуществовавшую несколько столетий. Она возвела первые со времен Тита стены, окружив гору Сион и Город Давида; фрагменты этих стен сохранились до сих пор. По сей день отражаются в водной глади Силоамской купели и столпы ее многоярусной церкви[100].

Империю же захлестнула вновь разгоревшаяся христологическая полемика. Если Иисус и Бог Отец единосущны, как мог Христос сочетать в себе божественные и человеческие свойства? В 428 году Несторий, новый патриарх Константинопольский, заговорил о преобладании человеческого естества в двойственной природе Иисуса. Он выступил против употребления в догматических рассуждениях имени Богородица (Theotokos) применительно к Деве Марии и настаивал на именовании ее Христородицей (Chhristokos). С этим не соглашались монофизиты, считавшие, что Христос обладал только одной природой, божественной, а человеческий вид его был иллюзорен. Несториане воевали с монофизитами в императорских дворцах и переулках Иерусалима со всей горячностью христологических оппонентов. У всех, подмечал Григорий Нисский, было свое мнение на этот счет: «Все в городе наполнено такими людьми — улицы, рынки, площади, перекрестки. Это торгующие платьем, денежные менялы, продавцы съестного. Ты спросишь о волах, а он любомудрствует о Рожденном и Нерожденном. Хочешь узнать о цене хлеба, а он отвечает тебе, что Отец больше, а Сын у Него под рукой; если скажешь, что нужна баня, он решительно говорит, что Сын явлен из ничего».

Именно на этой христологической почве столкнулись вновь две императрицы после смерти Феодосия. Пульхерия, захватив власть в Константинополе, поддерживала несториан-диофизитов, тогда как Евдокия, как и большинство восточных христиан того времени, была монофизиткой. Пульхерия опрометчиво отлучила ее от церкви. Но когда Ювеналий, епископ Иерусалимский, поддержал Пульхерию, иерусалимляне-монофизиты мобилизовали все свои монашеские «ударные силы».

Изгнанный ими из города, епископ оказался в весьма затруднительном положении. Управление всей Христианской Церковью к тому времени поделили между собой четыре патриархата — три восточных (Антиохийский, Александрийский, Константинопольский) и западный Римский. Однако Иерусалимские епископы всегда претендовали на собственное патриаршество. И вот наконец Ювеналию удалось добиться этого высшего иерархического положения — в награду за свою верность, чуть не стоившую ему жизни. А в 451 году Халкидонский собор выработал догмат о соединении двух природ в Иисусе Христе, «совершенном в Божестве, совершенном в человечестве, истинно Боге, истинно человеке». Такое решение удовлетворило и Пульхерию, и Евдокию — императрицы примирились. Этот догмат до сих пор признают приверженцы православной, католической и протестантской церквей. Но монофизитов и несториан он не устроил: занимавшие диаметрально противоположные позиции, они отвергли его и навсегда отделились от православной (византийской) Церкви[101].

В то время, когда Западная Римская империя под ударами Аттилы и германских варваров неумолимо приближалась к своему фатальному коллапсу, стареющая Евдокия сочиняла стихи на греческом и строила чуть севернее Дамасских ворот базилику Св. Стефана (не сохранившуюся до наших дней). Возле нее, рядом с реликвиями первомученика, она сама и была похоронена в 460 году в заранее подготовленной по ее распоряжению гробнице.

16. Закат византийцев: персидское вторжение

518–630 гг.

Юстиниан и императрица-гетера: византийский Иерусалим
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату