В междуречье Клязьмы и Волги жила меря – финно-угры, хорошо известные по летописям и археологическим находкам. Княжества Владимиро- Суздальской Руси подчинили этих людей себе. Это называется колонизацией.
Пишу это слово с надеждой быть правильно понятым. В начале 90-х годов мне случилось выступать на конференции в Москве. Слушателями в зале были в основном благообразные, академического вида немолодые люди. Я описывал на примерах процессы взаимодействия фольклора русского и соседних народов на границах нижегородских земель. Когда я произнес слово «колонизация», зал недобро замер, кто-то из слушателей испуганно проснулся. И через минуту ученые-патриоты, посверкивая очками и потряхивая бородками, начали агрессивно хлопать в ладоши и топать. Они ненавидели меня, считали своим врагом, который игнорировал величие русского народа, прекрасную и чистую историю его государственности и еще бог знает что.
Наверное, мне полагалось схватить в охапку с трибуны все свои бумажки и бежать. Но я этого не сделал и терпеливо дождался окончания овации. Я улыбнулся, стараясь казаться невозмутимым, кивнул и упрекнул аудиторию в непонимании смысла слов, терминов, наконец.
Колонизация совершенно не подразумевает превращение местного населения в рабов, его заковывание в цепи. Она не означает, что аборигенов немедленно посадят на суда и отправят за океан на плантации. Это всего-навсего появление каких-то новых поселений пришлого народа, которые начинают доминировать в хозяйственном, культурном, административном плане. А еще, если кого-то порадует такая грань жизни колоний, нести свою культуру на территорию.
Или есть те, кто считает, что добрые, красивые, умные и образованные славяне жили на землях Владимирской области всегда? Именно там обитала когда-то отдельная обезьяна, от которой они произошли, или это место сразу же заняли первыми правильные, белые потомки Адама (это уж кто какой методологии придерживается)?
Многое позволяет делать выводы о том, что отношения славян и мери развивались достаточно спокойно. Колонизаторы действительно принесли в этот край свою культуру, свою веру. А к мере они относились как к равным, оставив за ней ее в основном земледельческий уклад жизни. Князья обложили ее данью. Но это не было каким-то злодейством. Мерю взяли под защиту от куда менее приятных восточных соседей – грабителей. А ведь за такое во всем цивилизованном мире и платят налоги. Узловые поселения мери разрастались постепенно до размеров серьезных городов: Ростов, Суздаль, Ярославль. Настал момент – и границы владений славянских князей достигли Средней Волги. Городец – древнейший из городов Нижегородского Поволжья, основывается как «пригород Суздаля», то есть, судя по названию, город маленький и ему подчиненный.
Очень многое в истории значат дороги. Причем даже те, которые давно исчезли. Это сейчас главный путь на восток в этих местах пролегает южнее Суздаля – через Владимир, Вязники на Нижний Новгород. Но в начале минувшего тысячелетия дорога была другой. Южнее Суздаля начинались земли владимирских князей. Клязьма, в которую впадает Нерль, конечно, была удобна. Но для суздальцев она уже текла «за границей». Потому на Волгу более приемлема была сухопутная дорога через современные земли Ивановской области. Она пересекала реки Уводь, Тезу, шла болотами и борами того края, который был известен в древности как Жары. Видимо, там было много горелых лесов, а отсюда произошла и фамилия знаменитых владельцев этих обширных земель – Пожарских.
Можно предположить даже и то, что дорога эта была еще древнее, чем сам Суздаль. И принадлежала она мере. Известно, что с продвижением на северо-восток славян часть мери ушла за Волгу: не всем, конечно, хотелось терпеть соседей, которые заявляли о своей власти и навязывали свою веру. А стоило углубиться в тайгу за Волгой – и там ждала встреча с марийцами, почти родным народом. Можно предположить, что меря понимала их язык не хуже, чем русские поймут сейчас белорусов.
В одном из залов Городецкого краеведческого музея на нас глянет скульптурный портрет жителя этого города времен первых веков его существования. Он реконструирован по черепу антропологами. Скуластое лицо очень не похоже на славянское.
Лев Гумилев в книге «Древняя Руси и Великая Степь» пишет о том, что к ХIV веку земля между Волгой, Унжей и Керженцем была известна как Меровия. Это название совершенно забыто. Но в Чкаловске от пожилых людей я впервые услышал слово «Маура» – им они обозначали противоположный, левый берег Волги, там, где Городец и Сокольское. Смысл пояснить мне никто не смог. Но слово удивительно созвучно названию этой самой Меровии – и тут не может быть случайного совпадения. Археологи рисуют контур обжитых мерей земель на правом волжском берегу, включая в территорию московские, ивановские, владимирские, костромские и ярославские земли и только между Мологой и Унжей за Волгой – левобережные леса. Меровия, Маура, начинается сразу же ниже той точки по течению Волги, где впадает в нее Унжа.
Меря и марийцы – два родственных народа, два народа-ровесника. Они встретились на землях, которые окружают Светлояр. Как представить себе это спустя тысячу лет?
Фантазия подсказывает картины: вот идут таежными тропами переселенцы, уходящие от движения соседнего, сильного, теснящего их народа. Вот они встречаются с людьми, которые говорят на очень похожем языке. У них можно спросить разрешение жить рядом. Но что дальше – оставаться возле них чужими или отмечать общие праздники, родниться, решать сообща вопросы?
О встрече марийцев и мери мне довелось беседовать с археологом доктором исторических наук Татьяной Никитиной – одной из ключевых фигур в современном финно-угроведении. В последние годы она много исследует именно Поветлужье, считая его колыбелью марийского народа.
– Каждый народ чем обладает? Своей территорией, своей экономикой, языком, конечно. Текстов на языках того времени не осталось. Но мы, археологи,
