– Никто никуда не отходит. Завтра придёт колонна подкрепления с бронетехникой. Они уже под Свистунами. Иди на место. И смотри мне…
Как-то так. Паникёром я себя не чувствовал – прислушивался к себе и не находил ни страха, ни паники (видимо, всё притупилось). Но раз полковник сказал, значит, так и есть. Какое это жгучее и болезненное чувство, когда тебя обвиняют в таком. Наверное, это самое страшное на фронте – быть заподозренным в трусости или паникёрстве и подвергнуться остракизму товарищей.
Вернувшись к окопу, я рассказал «Лису» про разговор. «Лис» сказал, что надо было просто говорить, что выполнял задание старшего, и пусть они выясняют между собой. Так или иначе, но, похоже, никакой команды не будет – готовимся к обороне и ждём подкрепления.
Дел у нас особо не было – ждать и наблюдать. Разговаривали с «Лисом», он рассказывал о сыроедении и раздельном питании. Увлечённо рассказывал. Меня таким не пронять, особенно тогда, когда сухпай – это вся твоя еда. Но слушать было интересно, и это была заслуга «Лиса» как оратора. Немного вспоминали о нашей жизни до АТО. «Лис» решил вести дневник. Насобирал бумажек, которыми были переложены патроны в пачках. Нашёл карандаш. Что-то начал писать. Помню – успел увидеть заголовок, то ли «Записки Лиса» то ли «Дневник Лиса»… Решил и сам пробежаться по памяти, освежить события предыдущих дней, чтобы потом, дома, можно было вспомнить о них и записать. Когда начал нанизывать бусинки происшествий на нить времени, то понял, что слегка потерялся во времени. Мне казалось, что мы провели там больше дней, чем было по числам. Видимо, сказалось то, что было много событий и рваный ритм бодрствования-отдыха.
После обеда было спокойно. Я, распаковался. Снял каску, бронежилет, перчатки, разулся. Ботинки и носки выставил на солнце, чтобы прожарились изнутри. Босые ноги тоже вытянул и развернул к солнцу, чтобы подсохли после того, как сутками парились в обуви. На горе я даже спал в экипировке и с автоматом рядом. Поэтому, когда остался босиком, в одних штанах и футболке, то возникло такое чувство, как будто лежу голый на нудистском пляже.
И когда я, посмотрев очередной раз на пятку, подумал, что надо ещё полчаса минимум, чтоб она перестала быть похожа на сморщенную кожу шарпея, прозвучал выстрел из танка. Мы с «Лисом» рефлекторно свалились в окоп. Потом ещё несколько залпов. Спустя время провели мимо Темура и прошёл «Сумрак», держась за руку. Они как раз были на правом фланге в то время. Во время одного из взрывов Темур успел в последний момент нырнуть в укрытие, но камнями и мелкими осколками ему побило лицо и глаза. «Сумраку» осколок зацепил руку ниже локтя. Они ушли в сторону штаба. А обстрел из танков продолжился.
Танки в этот раз были явно дальше, чем в первом штурме. Наверное пугало ПТУРС держало их за зоной в два километра. Я явно слышал залпы из трёх орудий, т. е. их было не меньше трёх (скорее всего три и было). Сами взрывы не производили того почвосотрясавшего эффекта, что был 19 августа. Наверное, были не бронебойные фугасы, а осколочные. Потом на земле появилось много плоских железок, напоминавших по форме букву Е (или Ш… смотря как повернуть).
Прошло около часа обстрела, когда «Лис» сказал мне:
– Ты бы оделся…
– А нафига? Ща постреляют, уедут, я вылезу досушусь, потом оденусь.
Но «Лис» был прав. Обстрел не был самостоятельным пунктом дневной программы. Когда он стих, я услышал сухой стрекот стрелкового оружия. Всю расслабленность как рукой сняло. Особенно когда я услышал голоса людей. Уже потом я понял, что это были голоса из центральных окопов, но тот момент я подумал, что это противник смог незаметно приблизиться к нам.
Странно, но больше всего меня волновало в тот момент, что получится, как в старом советском анекдоте: «как же перед доном Педро неудобно…». Прорвались они, значит, типа «не на жизн, а на смерть», а тут какой-то босяк их встречает, без обуви, без броника и каски… в засаленной футболке. Первая мысль вообще была схватить гранату и кинуть за бруствер для профилактики.
К счастью, была рация, по переговорам стало понятно, что они ещё внизу. Я колебался, успею обуться или нет. В итоге, не обуваясь, но быстро накинув броник и каску, вынырнул с «Лисом» к пулемёту (низко там было под крышей, слова «нырять» и «выныривать» хорошо описывают способ передвижения в нашем окопе). Босые ноги сразу испачкались в земле. «Ну вот, теперь будут не просто преть, а ещё и с грязью» – подумалось на фоне (какой бред иногда приходит в голову в такие моменты…).
Приладившись к ПКМ, я дал несколько коротких очередей по кустам за площадкой внизу. Там при прошлом штурме любила сидеть пехота. И в этот раз стрельба шла откуда-то оттуда. «Лис» лежал справа и следил за подачей ленты, чтобы она не перекручивалась при перемещении пулемёта (лента была в отдельном коробе). С правого фланга огрызнулся пулемёт «Бродяги», автоматы «Монаха» и других бойцов (имён которых не знаю).
Ответом была очередная серия залпов из танков. На этот раз били по выявленным огневым позициям и, как я понимаю, по стеле (но всё это я понял потом). В тот момент я, торопясь, одевал перчатки – палец уже успел обжечь о ствол (странно, когда он успел нагреться?). Обул ботинки на грязные босые ноги. Успел завязать шнурки. Отзвучали разрывы – некоторые близко, некоторые дальше. Один взрыв показался мне очень сильным, были сильный грохот и дрожь земли. Я не сразу понял, что это было, но было очень громко и дрожь земли была сильная.
И – тишина. Мы с «Лисом» снова вылезли к пулемёту. По рации было слышно, как вызывали «Сумрака», но безуспешно – он не отвечал. «Сокол», сообщив, что берёт командование боем на себя, начал всех поочерёдно опрашивать. Позывные «ВДВ» и «Сапёры» не отвечали – это две позиции по центру, от пяти до десяти человек. Кто-то сказал, что рухнула стела. И в тот момент я испытал очень неприятное чувство (ЛДП – леденящий душу пипец), решив, что мы потеряли почти половину состава под рухнувшей стелой. А ведь мы на неё смотрели эти дни, понимая, что она упадёт рано или поздно, и гадали, на
