Саур-Могила. Военные дневники (сборник)

куда и когда прилетит. Иногда их пытались штурмовать. Все эти люди стоят где-то за буквами и между строк. Это была командная работа. Хотя, может, этого не видно из текста… Просто прошу иметь ввиду.

События – как бусинки, которые нанизываются на нить времени. Некоторые из них никак не могут найти своё место. Помню, что это было в один из дней окружения. То ли 22-го, то ли 23-го. Вечером над лесом в нескольких километрах от нас на запад взлетали сигнальные ракеты, слышны были выстрелы. Позже там отработала артиллерия. А ночью лес был подожжён зажигательными бомбами, по описанию похоже на фосфор. Я в то время спал между дежурствами. «Бродяга» рассказывал: из одной точки, как из корня, вниз шли разветвления яркого огня и опадали на землю. Следующий день лес горел. А ещё через пару дней мы по нему проходили. Те обгоревшие сосны потом не раз появлялись у меня перед глазами, уже тут, под Харьковом, когда я попадал в сосновый лес. Кто там лазил в тылу у сепаров и кого они бомбили, так и осталось загадкой. Это было слишком далеко, чтобы мы могли что-то понять или помочь. В то время нас и наших сил хватало только на то, чтоб удерживать вершину.

Иногда по вечерам прилетало что-то быстрое, не мины, к которым мы привыкли, и не «грады». А как будто «привет» от блуждавшего танка. Это тоже не получается привязать к конкретным датам. Как и большинство обстрелов. Они просто были. К ним привыкаешь. И даже если несколько часов было спокойно, то вот сейчас, пока идёшь по поверхности к штабу или к товарищам на другом фланге, ты можешь услышать звук залпа и свист у себя над головой. Поэтому глаз всегда искал воронку или окоп поблизости, на расстоянии двух секунд. Иногда падали просто на землю, где придётся, и осколки пролетали сверху. Иногда один осколок улетал высоко вверх и уже через четыре секунды, потеряв скорость, но всё ещё бешено вращаясь, с красивым звуком опускался на землю. Что-то было в этом звуке… он как заключительный аккорд после песни.

Я до сих пор считаю чудом, что не было прямых попаданий в окопы при обстрелах (не считая штурма 19-го). Просто по теории вероятности, при той плотности, что-то должно было прилетать. Было много воронок вокруг и рядом. И железо, звенящее-хрустящее под ногами при ходьбе.

Помню, как мысленно обращался в сложные моменты к Нему (Богу, Вселенной, Абсолютному разуму…). Сейчас так не получается – в голове много всего, мыслей, скепсиса… А тогда это было настолько естественно, и казалось, что говоришь напрямую, без посредников, и тебя слышат. Даже не слышат, а чувствуют, как себя самого. Как будто ты являешься частью чего-то большого и общего. И в этот момент перепонка, отделяющая тебя от большей части и, позволяющая тебе чувствовать себя чем-то отдельным от мира, вдруг становится прозрачной и проницаемой. Сидишь в окопе, сверху падают «грады» или мины, а ты читаешь «Отче Наш» про себя, передаёшь своё желание жить и мысленно представляешь, как ракеты отклоняются чуть- чуть, ровно на столько, чтобы упасть рядом. Как будто это ты сам – воздух, в котором они летят, и земное притяжение, и усилием воли можешь менять притяжение и плотность… Видишь вспышки, которые освещают всё вокруг. Слышишь грохот. Вдыхаешь запах взрывчатых веществ. Вылезаешь, оглядываешься вокруг – да, было близко, но всё мимо. Совпадение, не спорю. Пусть таких совпадений будет больше. И чувство прикольное, что ни говори.

Наверное, многие там молились и дома нас очень ждали… Жаль, дождались не всех.

Один раз вечером, уже после падения монумента, мы с «Лисом» сидели у нашего пулемётного гнезда. Подошёл и задержался «Сокол». Мимо проходил «Монах», забрать с зарядки рации на ночь. Проходил «Сумрак», задержавшись возле нас на пять минут. «Славута» начал первый вечерний обход с тепловизором. Мы говорили о прошедшем штурме или разведке боем, хрен знает, что это было. О том, как нам повезло, что стела легла посередине, между окопами. Прикинули, сколько людей реально могут участвовать в бою, отбивая штурм. Получалось что-то совсем невесёлое. Из общего количества вычли полковника и его адъютанта, раненых и «четырёхсотых». Остались 12–14 человек, которые сидели на вершине и отстреливались бы во время штурма. При этом большинство – неопытные добровольцы: наша рота, террбат (сапёры, наверное, были с опытом, всё же специализация обязывает). Я с удивлением понял, что на этом фоне мы ещё смотримся и являемся частью костяка обороны. И это мы-то, месяц без двух недель военные. Нас это улыбнуло и огорчило одновременно. Хорошо, что враг не знает нашего реального положения. Когда звонил жене, то рассказывал, какие у нас все крутые и злые стоят, причем только и ждут, чтобы кто-то сунулся, – оружия дохрена и «все в тельняшках». Не знаю, прослушивали нас или нет, но рассчитывал на это.

Как-то ночью меня разбудил «Лис» – была моя очередь дежурить.

«Лис» был зол:

– Не отвечали по рации, пошёл проверить, а они все там спят. То есть, там могли пробраться и всех тихо перерезать.

– Надо было у них над головой несколько очередей дать. Потом бы сказал, что заметил движение в секторе. А вообще, забей.

– Как это забей? Это наша общая безопасность.