Если смотреть с большой высоты, она похожа на муравейник, прицепившийся к крутому склону. Белая конструкция, вздымающаяся в небо и окруженная тысячами и тысячами маленьких существ, движущихся по каким-то определенным линиям или же собирающихся кучками. В некоторых местах эти линии переплетаются или же перекрещиваются, и в этом чувствуется какая-то цель и преднамеренность. Ни одного мгновения не тратится впустую по мере того, как они работают без устали в едином порыве, вдохновляемые, по-видимому, одной общей целью.
Снижаясь к земле и к этому мощному объекту, мы видим, что здесь возводится крепость из светлого камня, окруженная массивными стенами. Существа, энергично передвигающиеся во всех направлениях, – это не муравьи, а люди. Перед нами Румелихисар – большая турецкая крепость, выросшая едва ли не так же быстро, как гриб-дождевик после дождя.
С того момента, как чуть больше четырех месяцев назад здесь закипела работа, шум лихорадочного строительства никогда не затихал. Днем люди трудятся под безжалостным солнцем. Каменщики и их подручные готовят известковый раствор; плотники, столяры и кузнецы изготавливают и заостряют свои инструменты; подносчики раствора, чернорабочие и представители пары десятков прочих специальностей тоже трудятся в поте лица.
Османы так сильно горят желанием поднять этот сжатый кулак в небо – и тем самым бросить тень Бога на остатки Византийской империи, – что даже знатные приближенные султана работают не покладая рук рядом с людьми гораздо менее значительными.
Христиане могут лишь наблюдать за ними со стен самого Константинополя, находящегося всего лишь в шести милях от места осуществления этого очередного смелого замысла их врагов-мусульман, и молиться.
С их точки зрения, это настоящее чудовище. Оно растет угрожающе быстро – так, как разрастается раковая опухоль, – и ходят слухи, что там видели даже самого Мехмеда и что якобы он, раздевшись по пояс, укладывал камни голыми руками. Строительство ведется и ночью, но уже при свете целой тысячи костров и ста тысяч светильников.
Как и все его предшественники, султан Мехмед II всю свою жизнь мечтал о Константинополе. Пророк пообещал этот город своим приверженцам давным-давно, и с тех пор это было частью борьбы за распространение ислама и частью мусульманской веры. Мусульмане должны схватить своими руками христианскую шею и, сдавив ее, лишить жизни…
Из окна покоев принца Константина во Влахернском дворце в Константинополе уже можно было видеть вершины трех башен с покрытыми свинцом крышами, которые гордо высятся над новой турецкой крепостью. Ее стены вздымаются вверх почти от самых волн, накатывающихся на берег Босфора, и тянутся от них вверх до гребня холма, находящегося на высоте более шестидесяти ярдов от воды.
Принц лежал в своей постели на множестве подушек, а его наставник Дука стоял возле одного из высоких окон, которое – единственное из всех – не было полностью закрыто шторами. Константин жаловался на яркий солнечный свет, и Дука, осторожничая, позволил лишь узкой полоске этого света проникнуть в комнату. Дука стоял не на полу, а на расположенном возле окна сиденье, чтобы получше рассмотреть через окно то, что находилось вдали от них.
– Как далеко отсюда, по твоему мнению? – спросил Константин.
Дука отвернулся от окна и несколько секунд ничего не отвечал, позволяя своим глазам привыкнуть к царящему в помещении полумраку.
– Не более шести миль, Коста, – сказал он и, снова повернувшись к окну, возобновил свое наблюдение. При этом он то и дело приподнимался на цыпочки. – Я уже размышлял об этом и полагаю, что неверные, похоже, решили построить свою крепость на месте развалин нашей церкви Святого Михаила.
– Прекрасное место, – произнес Константин. – С него открываются красивые виды.
– Именно так, – кивнул Дука. Он был толстым, как какая-нибудь откормленная свинья, и Константин улыбнулся, посмотрев на округлый силуэт своего наставника, похожий на детскую игрушку – юлу.
– Этот султан османов не боится никого и ничего, – продолжил Дука. – Он делает то, что ему заблагорассудится, тогда как твой отец, император… – Его голос дрогнул.
– Не делает ничего, Дука? – спросил Константин. – Именно это ты собирался сказать?
Наставник сделал вид, что не услышал этого вопроса, и промолчал.
– Не забывай, что Константинополь столетие за столетием неизменно отгонял от себя тень кривой мусульманской сабли, – с вызовом произнес Константин. – Почему мой отец стал бы сомневаться в надежности укреплений города сейчас, после того как они прослужили нам надежной защитой на протяжении столь долгого времени?
Дука, ничего не ответив, стал описывать новую крепость.
– Стены в их верхней части равны по своей ширине трем мужчинам, уложенным один за другим голова к ногам, – сказал он. – По высоте они равны восьми мужчинам, стоящим друг у друга на плечах. Башни – еще выше. Это и в самом деле какое-то чудо.
– Я слышал, что и в приготовлении известкового раствора тоже не обошлось без колдовства, – вставил Константин.
Дука повернулся к нему и увидел, что глаза принца расширились, а рот приоткрылся, обнажив поблескивающие зубы.
– Ты меня иногда удивляешь, – сказал наставник, переводя свой взгляд на крепость и щурясь от солнечного света. – Удивляешь тем,
