укрыться от слепящего ярко-белого цвета повсюду. Но люди собирались, чтобы увидеть друг друга. Чтобы дать понять себе и всем остальным — они ещё живы. И площадь, только площадь, этот островок жизни, спасал угасающие души от полного забвения. За эти месяцы в городе от истощения и болезней умерли несколько человек. Но живые по-прежнему проползали проходами и радостно обнимались на островке жизни в бескрайней белой пустыне. Полуголодные, озябшие, в обносках, они вдохновенно и без всякого ложного стеснения читали и исполняли свои стихи, пели песни. Посреди белых рибчестерских гор, отбрасывая наносное, выкристаллизовывались характеры людей, их глубинные сущности, не видимые в обыденной жизни доселе. Все эти люди остались в городе добровольно, не попытавшись сбежать в приснопамятный Новый Год. Никто в тот момент времени, конечно, не мог знать будущего. Причины остаться у людей, возможно, так же были различными. Но выдержали, оставшись в трезвом уме, далеко не все. На этом фоне Эмили была одной из тех, кто практически ни разу не терял присутствия духа.
Как-то в эти дни в Доме двух А. тревожно засигналила рация, и Джон, почуяв неладное (чтобы просто поболтать, обычно приходили на площадь), быстро ответил:
— Да!
— Джон! — кричал Уилл Мортон в рацию, — Джек с Восточной улицы погиб!
— Как же это? — послышался взволнованный голос Джона.
— Понимаешь, они там прорыли дополнительный туннель, чтобы из соседнего пустого дома дрова на растопку брать.
— И что же?
— Прорыли, но никто ж не знал, что просто так рыть нельзя. Ничего не укрепили. Вот он и обвалился под тяжестью снега. Джека засыпало…
— Идём на площадь.
На площади уже гремел набат, появлялись из туннелей люди. Даже из числа тех, кто не приходил каждый день на «творческие вечера».
— Понимаете, нельзя делать не укреплённые туннели, — мрачно говорил Джон собравшимся. — Тяжесть слежавшегося снега рано или поздно обрушит своды.
Все понуро молчали. Складывалось ощущение, что моральная тяжесть была ещё тяжелее снеговых масс.
— Это все Бог покарал нас! За грехи, — воскликнула какая-то женщина, которую Джон знал только мельком.
— Покарал! — добавила женщина. — Никто не выберется отсюда живым! Бога вспоминаем, только когда всё плохо, а грехи-то копятся. Надо было раньше молиться!
— Послушайте, давайте не нагнетать, — пытался вразумить её Уилл. — Нам, живым, сейчас правильные выводы нужно сделать и не повторять ошибок.
— Поздно теперь говорить, Судный час наступает! — не унималась «прорицательница».
— Ну вот, нам только второго Джоша не хватало, — вполголоса проговорил Джон.
Женщину тем временем увели домой двое человек. Ей явно нужно было принять успокоительное.
— Вот что, рибчестерцы! — продолжал Джон уже громко. — Такие настроения нам совсем не нужны. Давайте проверим все туннели. Ну и уж конечно не будем больше ничего
Тут вдруг Эмили, стоявшая в толпе слушателей прямо перед Джоном, встрепенулась, и, развернувшись к людям, с силой в голосе произнесла:
— Люди! Случилась трагедия, но давайте не паниковать! Религиозные истерии в момент погубят всё, что мы с таким трудом с вами создали.
Послышались одобрительные голоса.
— Мы выживем! Это совершенно точно. И весна наступит! — Эмили сгоряча коснулась скользкой темы, но было поздно.
— Когда же, не угодно ли сказать? — послышался ехидный голос.
— Но сейчас ещё только май месяц наступил. Ну да, календарная весна! Но мало ли какие катаклизмы в мире случаются! Подождём ещё, у нас есть всё, чтобы терпеливо дожидаться… весны.
Народ расходился с противоречивыми чувствами. Кто-то в неопределённом направлении без всякой надежды отмахивался рукой, кто-то скептически качал головой. Но были и те, что улыбались. Сквозь слёзы.
— Ты прямо как Черчилль сегодня выступила, — говорил Джон Эмили, когда они вернулись домой. Молодчина!
— Правда? Да это ты у нас оратор, я-то что… просто накипело.
— А пойдём на башню, — предложил Джон. — И чайник захватим. И гитару!
Наверху было прохладно, тянул со всех сторон морозный ветерок, но ребята грелись чаем. Джон взял гитару и заиграл зыбкую, нестройную мелодию. Проиграв несколько раз, завершил её минорным аккордом. Но при этом в мелодии звучали и обнадеживающие ноты.
— Ты только что сочинил? — спросила Эмили. — Мне нравится. Здесь пахнет надеждой.
— Да! Пусть называется «…и всё-таки весна».
Эмили с благодарностью взглянула Джону в глаза. Казалось, в этот момент даже свечка, тускло освещавшая происходящее, разгорелась немного
