ярче.
— Что ж, видно, не всё петь да радоваться. Но надежды терять не будем, — молвил Джон тихо.
Эмили лишь молча прижалась к нему покрепче. Дождавшись наступления полной темноты, ребята спустились по лестнице и прошли обратно в дом. В тот вечер они долго не ложились, и, почти не разговаривая, просто сидели на ковре у огня, погружённые каждый в свои мысли. В камине ярко полыхало пламя, выхватывая из темноты фигуры людей и елозя серыми извивающимися пальцами по стенам.
Бывали в эти дни и светлые моменты в жизни горожан. Как-то Эмили, ходившая на собрание на площади, прибежала обратно и, ворвавшись в комнату, взволнованно выпалила Джону:
— Джон, Джон! У нас в городе прибавление! — возвестительница запыхалась от спешки, но голос её прямо-таки дышал радостью, а взор лучился.
— Прибавление? — Джон нехотя оторвался от созерцания язычков пламени в камине. — На вертолёте что ли новые поселенцы прилетели? Или нам мешки с едой сбросили с небес на год вперёд, пока я тут дремал?
— Да какие там поселенцы! Какие мешки! — смеялась Эмили. — У Розы и Майкла дочь родилась! — И видя непонимание в глазах друга, добавила:
— Ну, Роза с улицы Тополей. Роза Кринсман.
— А, Роза! Вот как. — Джон, наконец, понимающе улыбнулся. — Надеюсь, Снегоуборочной Машиной не назвали?
— Назвали? — Эмили вскинула брови. — Весной назвали. Бежим скорее к ним!
— Весна, значит, — бросил Джон задумчиво, надевая куртку. — Весна…
В этот день в городе радовались. Все несли молодым родителям подарки. Вместо обычных для этого времени мешков с мукой по проходам протискивали коляски, несли охапки пелёнок, тащили найденные в брошенных магазинах детские смеси питания. Город сложно было узнать. Люди улыбались, смеялись, и со стороны можно было подумать, что здесь так происходило всегда; и словно не было никаких событий последних нескольких месяцев; город будто сбросил с плеч всю накопившуюся тяжесть.
— Странно, — размышлял про себя Джон. — Как же столь маленькое событие способно так воодушевить людей? Вероятно, это заложено в нас — в каждом человеке глубоко внутри тлеет притухший на время факел всепобеждающей жизни; рождение нового человека в наших условиях способно, оказывается, раздуть этот священный пламень!.. Надолго ли — вот в чем вопрос.
Эти и другие события подвигали Джона и Уилла собираться вместе и подолгу обсуждать их. Хотя, чаще эти обсуждения не отдавали конкретикой городской жизни, а носили общий, скорее отвлечённо-философский характер.
— Должен сказать, что частично ты был прав, Джон, — говорил Уилл, раскуривая свою завсегдашнюю трубку. Некоторым людям действительно случай помог открыть что-то в себе.
— Случай?
— Ну, ты, думаю, понял, о чем я… Но ты видел их глаза? Это что-то на грани с безумием; по крайней мере — с отчаянием.
— Уилл, ну а где ты видел искусство, созданное в обстановке пространной безмятежности?
— Да полно такого, надо тебе сказать. Сотни художников ехали уединенно жить на берег моря, чтобы живописать природу. И их произведения тоже, хочу тебя заверить, таили…
— Возможно, они уже нашли в мире некую гармонию, поймали поток и желали лишь творить. Но часто творчество — это попытка пробиться из повседневности на другую сторону.
— Угу. Пробиться через кубические километры снега в Дженкинс, например.
Джон вопросительного взглянул на собеседника.
— Я лишь о том, — продолжал Уилл, — что всё подобное творчество обусловлено. Верни их обратно к прежнему комфорту и безмятежности, они и думать забудут, что читали какие-то пламенные стихи на площади. Верни их в тепло, к телевидению, ко всяким микроволновкам и попкорну, и вся эта самодеятельность рассыплется словно…
— Ну, так любое творчество обусловлено, Уилл. Есть ли вообще в этом мире самосущее, абсолютное, не созданное, а существующее
— Так наш разговор заходит в тупик. Мы с тобой словно ролями поменялись. До катастрофы ты искал себя, а я таил в закромах старые взбалмошные стишочки и посещал собрания Союза. Но сейчас стихи — это не так важно. Погоды в мире искусства изменились, так сказать.
— А что же тогда важно? — процедил Джон. — Погоды, ха…
— Выжить, понятное дело!
— Угу. Ради чего выживать-то? Чтоб потом одни опять уткнулись в сериалы по телику, а другие снова задались «вечными» вопросами?
— Ну, я смотрю, те, «другие» ими и посейчас задаются, хм! Чехова что ли не читал? Я, Джон, думаю, что сейчас самое важное — это события вроде рождения дочери у Розы Кринсман.
