Пожалуйста, не спрашивай меня ни о чем. Особенно о живописи. Когда я встретила тебя, для меня, и не только для меня, для всех художников ты был богом. Представь, как должен чувствовать себя человек, когда ты просишь его совета. Ты и представить себе не можешь, что значит думать о чем-то, кроме живописи. А я отлично знаю. Я даже не считаю себя прирожденным художником. Для тебя живопись — это жизнь, а для меня лишь способ заработать. Твоя жизнь — не жизнь, а творчество. Тебе восемьдесят, ты болен, мы навсегда упустили возможность счастливо жить вдвоем. У нас был шанс, я говорила тебе, но ты меня не понял. А сейчас уже слишком поздно. Должна сказать, я не могу работать в одной комнате с тобой. Волны наших энергий пересекаются и мешают друг другу. В любом случае я хочу жить, а не рисовать. Не будь я женой известного художника, в живописи могла бы добиться большего. Не будь я связана с тобой. Знаешь, я пришла к выводу, что все, что хорошо для тебя, плохо для меня. Мне надо всегда делать что-то иное, в противном случае я обречена.
Мой роман «Парижский поцелуй» заканчивался фразой: «Я невероятно счастливый человек, потому что не боялась любить». Перечитывая роман недавно, став абсолютно одиноким человеком, сначала я решила, что слова звучат слишком помпезно, но позже поняла, что это правда. Все падения и взлеты в жизни связаны с желанием бескорыстно любить кого-то или что-то: мужчину, ребенка, родных, животных, бога, родную страну, город, работу, книгу, дорогую вещь, даже холм за окном, пейзаж, цветок…
Павич и я страстно любили Париж. В первую очередь его атмосферу и архитектуру. А также загадочную способность превращаться из современного мегаполиса в средневековый город, особенное, парижское влечение к искусству, ко всему гедоническому, страстному, к высокому стилю, спокойствию и счастью, ко всем тем вещам, которые делают жизнь прекрасной. Париж, если сравнивать его с Белградом, был для меня нежным любовником. Страстным, ни на кого не похожим. Моему альтер эго всегда было свойственно юношеское ожидание от жизни чего-то большего, великого.
Живя время от времени в Париже, мы имели возможность исследовать его слой за слоем. У туристов есть шанс влюбиться в город сразу, с первого взгляда и страстно. Местные жители, напротив, иной раз не вполне осознают, любят ли они или ненавидят его. Мы с мужем могли позволить себе познать оба этих чувства, то влюбляясь в город, то испытывая к нему неприязнь, и это происходило циклично.
Я помню несколько рождественских праздников, проведенных в Париже. Мы на площади Вогезов, моросит теплый французский дождь, в одной из арок, которых много в зданиях, окружающих площадь, несколько румын играют танго. На них черные, узко шитые костюмы и ботинки с белыми гамашами. Кажется, будто они попали на площадь из другого времени. Звуки музыки становятся сильнее, отталкиваясь от сводчатого потолка. Тогда я безумно любила Милорада и была уверена, что наша любовь никогда не закончится, мы будем любить друг друга вечно, даже смерть не сможет разлучить нас.
Мы гуляли по узким, извилистым улочкам района Марэ. Парижское небо подернулось тенью первых сумерек. Свернув за угол, мы замечаем крошечный скверик. Всего пара лавочек и табличка: «Поющий сад». Экологическая организация посадила здесь деревья, которые любят определенные птицы. В сумерках, когда мир готовится ко сну, каждая птаха садится на свое дерево и начинает петь. Прекрасный в своей гармонии хор! Искусственно созданный островок живой природы. Я опускаюсь на скамейку, кладу голову на колени мужа и представляю, что я бестелесная сущность, сама любовь. Я твержу про себя, что никто больше не сможет причинить мне боль.
Мы ужинаем на Елисейских Полях, блюдо с моллюсками, крабами и крошечными кобальтовыми улитками. Я осознаю, где нахожусь, и мне хочется быть именно здесь. Огни бульвара, журчащая речь гостей ресторана и прохожих, шум машин — все звуки сливаются в один, он проникает в меня и растворяется в моем сознании. Звуки оседают вокруг меня так медленно, словно на них не действует гравитация, и я слышу их отголоски. Они опускаются в мою тарелку, и все происходящее наполняет меня счастьем.
Побег на другой берег
Будьте счастливы, насколько сможете!
Я все больше убеждаюсь, что поговорка «Время лечит» совсем не верна. Время идет, но боль от вынужденного расставания с моей любовью становится все сильнее. Как и растущая пропасть, которую я больше не в силах заполнять работой, написанием книг, путешествиями, выходами в свет, лекарствами, развлечениями, шоколадом, сигаретами, приведенными самой себе доводами — ничем! Я стараюсь заблокировать воспоминания, построить между ними и мной стену, делаю ее все выше и выше, но демоны, истязающие меня воспоминаниями, с легкостью ее преодолевают.
Совсем недавно я вспоминала, как мы с Павичем пошутили над самими собой в канун Нового года. Поскольку Новый год и праздники — самое
