Получается, что российские церковные и государственные деятели XVII-го века глубже их сегодняшних коллег понимали текущий момент и его задачи. Они, конечно, действовали грубо и поспешно, но так, как требовала жизнь, как подсказывала потребность укрепления и развития государства. Их беда в том, что они не смогли предвидеть очень важного: свободного человека превратить в раба легче, чем проделать этот путь в обратном направлении. Не смогли они предвидеть и того, что церковные и государственные институты так закостенеют под влиянием рабской философии и психологии, что потеряют всякую способность откликаться на требования времени. Эти институты, в лучшем случае, будут приспосабливаться к таким требованиям, не меняясь, по сути.
Впрочем, те, кто обладает властью, похоже, редко способны заглядывать за исторический горизонт и мерить свою политику человеческой мерой, то есть, теми качествами, которые могут обрести люди в результате их политики. Они, обычно, решают одну текущую историческую задачу: или победить врага, или укрепить государство, или восстановить экономику, или еще что-то…
Даже две подобные задачи вместе им не всегда по силам. Где уж там заглядывать через века и закладывать основы будущего страны в его человеческом – духовно-нравственном, идеологическом, ментальном, как теперь говорят, смысле.
Короче, пращуры, затеявшие тогдашние церковные реформы, не были так глупы, как кажется. Но нам, своим потомкам, они оставили больше загадок, чем дали понимания, создали проблемы, решать которые, похоже, придется еще ни одному поколению. И не факт, что удастся.
Ведь государственные институты сегодняшней России находятся не в лучшем, в смысле готовности дать людям новую идеологию, положении, чем церковные. Правда, не только по причинам исторически сложившейся закостенелости, но и по современным правовым нормам, заложенным основателями «новой России».
Поэтому не удивительно, что одновременно и успешно, как считается, решая задачи экономического и социального развития страны, укрепления государства, власти страны не могут толком сформулировать, какого результата хотят добиться в том, что измеряется мерой, которую мы назвали человеческой. По крайней мере, в таком документе, как «Основные направления государственной политики по развитию сферы культуры и массовых коммуникаций в Российской Федерации до 2015 года и план действий по их реализации», принятом правительством страны, нет ничего о том, к чему и для чего эта политика проводится. Лишь про книжки для детей и молодежи говорится, что требуется создание тематических изданий «воспитывающих патриотизм, развивающих творческие способности, идеологию успеха и созидания». Большего написать было нельзя. Авторы и так разгорячились. Конституция России (статья 13) запрещает государству иметь какую бы то ни было идеологию. А, значит, и развивать ничего такого государству не положено.
Впрочем, Конституция, слава Богу, не запрещает нам думать. Этим мы и воспользуемся, отметив, что преодоление в минувшем году раскола православной церкви 90-летней давности, говорит лишь о том, что политический раскол, каким он и был в 1917 году, преодолеть куда проще, чем духовно- нравственный или религиозный.
Но, в любом случае, преодоление всякого раскола – это не только бесценный опыт, это, если хотите, Божий дар, имеющий значение для развития не только одного народа или одной религии – всего человечества. Не замечать этот опыт или умалять его значение, можно только во зле или по глупости.
Как бы там ни было, несомненно одно: церковный раскол XVII-го века сказался на всей последующей истории России. Ни одно историческое событие, ни до, ни после этого не меняло глубинных основ народного характера.
Мало понятная большинству населения мотивация реформ, приведших к расколу, средства и методы их проведения, многовековое упорство в преследовании несогласных, сформировали уникальный менталитет народа, в соответствии с которым российские православные и сегодня готовы преследовать друг друга без понятной мотивации, средствами куда более коварными и жестокими, чем любых врагов. При этом простить друг друга не могут до гроба, превращая жестокость и непримиримость в суть личного поведения, общественного настроения и государственной политики.
Поэтому, как ни крути, правы те историки, кто назвал церковный раскол почти 350-летней давности «русским расколом». Он определил и по сей день определяет судьбу и характер русского народа, независимо от того, как сегодня его представители относятся к религии. Генофонд, в этом смысле, похоже, сформировался. И сформировался практически как единое целое. Исключения – не принципиальны, ибо на массовом сознании не отражаются.
Это, наверное, и есть главный итог церковных реформ XVII-го века и их многовековой реализации, который мы ощущаем по сей день.
Вероятно, не было бы того раскола, с его беспредельной жестокостью, не было бы и затянувшегося периода рабовладения, называемого крепостничеством, пережившего свое историческое значение и, в конце концов, затормозившего экономическое и социальное развитие страны, приведшее к постыдному поражению в Крымской войне средины XIX-го века, после чего рабство, наконец, отменили. Не было бы бомбометаний народников и ответных репрессий властей конца того же века. Не полыхнули бы одна за другой революции начала века XX-го, приведшие к гражданской войне и вторичному расколу церкви и народа. Не было бы ни репрессий 1937-го и других годов, ни потрясений 1991-го и 1993-го. Не было бы, наверняка, и речей о врагах государства в начале XXI века. По крайней мере, уровень беспощадности внутри-российских междоусобиц ни превышал бы известные рамки, за которыми угроза снижения качества человеческого материала, духовное и нравственное опустошение народа, стали реальностью.
Не исключено, что и к пьянству-то русский народ пристрастился лишь потому, что это был единственно доступный, хотя и сомнительный, способ уйти от действительности. Он позволял если ни уклониться от участия в подлом, по сути, действе, то найти оправдание: «Не помню, что творил. Пьян был».
Да и воинственный атеизм, зачастую питавший революционную, и, по сей день, питающий политическую непримиримость и бытовую жестокость в
