религиозным институтам, а точнее – укрепить свой авторитет за счет религиозных идей, морали, традиций, символов и прочего, что так и не смогла присвоить за века. Так, по крайней мере, кажется, когда видишь транслируемое по телевидению участие руководителей государства в церковных богослужениях. Или читаешь газетные отчеты об их встречах с религиозными деятелями.
Если учесть, что по результатам последней переписи населения России больше 80-ти процентов людей отнесли себя к русским. А среди тех, кто себя к таковым относит, как известно, абсолютное большинство – православные (если не в религиозном, то в культурном смысле – точно), то первой религией в стране может стать православная.
А, учитывая, что православие слабо, оно, по идее, должно быть готово к широкому союзу с властью. Интересы на этом историческом этапе должны, вроде бы, совпадать. Но это имеет значение только в том случае, если укрепление духа нации является истинной и осознанной целью обоих. Совпадение интересов в каких-то иных целях, никого, кроме, наверное, прокуратуры, интересовать не может.
Но, чтобы быть полноправными партнерами власти в деле укрепления духа нации, православным общинам и церквям в целом, и РПЦ, как наиболее массовой и публичной из православных религиозных организаций, в частности, стоит подумать о своем внутреннем укреплении. О принятии мер, которые будут способствовать преодолению внутренних исторических противоречий и последствий конфликтов, сохранению и развитию всего лучшего из набора духовных понятий и нравственных традиций, что есть в каждой по настоящему религиозной православной общине.
Между тем, не исключено, что РПЦ это, по большому счету, не очень-то нужно. Ведь во власти нет или очень мало людей разбирающихся или пытающихся разобраться в тонкостях истории православия и особенностях формирования духовной силы религии, ее влияния на народ. Нет и серьезных научных изысканий, способных пролить свет на проблему «русского раскола» ни в его социальном, ни в каком другом смысле.
Старообрядцам всех мастей тоже теперь комфортно. По крайней мере, лидерам. Их не преследуют. Собственность не отнимают. Даже возвращают. И хотя людей масштаба Путиловых, Мамонтовых, Третьяковых среди них теперь нет, жить, в принципе, можно. Единственная беда – внутренние распри, в основе которых банальная борьба за власть и имущество.
Какие, при таком раскладе, могут быть идеи решения общенациональных задач?
Проще говоря, раскольничья психология пока еще достаточно крепко сидит во всех ветвях православия, в самом православном сознании. В равной степени крепко сидит она и в общественном сознании, являющимся, по сути, слепком с сознания православного. Даже в политической, казалось бы, далекой от религии системе страны можно найти все черты этого раскольного сознания.
«Единая Россия» – это что-то вроде РПЦ, «Справедливая Россия» и ЛДПР – единоверцы, КПРФ – белокриничники (РПСЦ), филипповцы, федосеевцы, поморы, вместе взятые. Внепарламентские партии и организации тоже имеют все признаки тождественности различным ветвям православия. От полностью или частично лояльных единоверцев (АПР, «Гражданская сила» и пр.), до радикальных – нетовцев, странников, дырников (СПС, НБП, «Другая Россия» и пр.). /
Всякое сравнение, конечно, хромает. Но проводить такие параллели допустимо уже потому, что у большинства современных российских политических партий и у старообрядческих общин есть, как минимум, две общие черты.
Во-первых, они (по крайней мере, на словах) не признают ценности и принципы правящей (или самой многочисленной) партии (или церкви), но никогда не объединяться и даже не будут сотрудничать в общих интересах, обзывая друг друга отступниками от истинной веры (или идеи).
А во-вторых, среди членов этих партий всегда найдутся персоналии, которые в любой подходящий момент готовы найти причину повести дело к расколу своих организаций на еще более мелкие и непримиримые части. Это не трудно было заметить, наблюдая как в период недавней предвыборной компании некоторые политики бегали из одной партии в другую, понося вчерашних однопартийцев.
Отсюда не сложно сделать вывод: нынешнее существование партий в российской государственной системе, лишь дань общемировой моде. А истинную силу России, равно как и слабость, на протяжении четырех веков составляла и по сей день составляет только личность лидера, вождя (царя, генсека, президента) и, иногда, личности в его самом близком окружении.
Кстати, в те времена, когда в России еще не было понятия «партия», в его современном понимании, наиболее активные члены общества, в наиболее острые периоды истории, объединялись в некие группы, которые тоже назывались «партиями». Например, в романе «Война и мир», описывая ситуацию при ставке императора в дни наступления на Москву армии Наполеона, Лев Толстой говорит о существовании девяти партий. Писатель подробно описывает воззрения и предложения восьми из них. А о девятой партии (восьмой по порядку повествования), численность которой, по его словам, соотносилась со всеми остальными как 99 к 1-му, говорит, что она состояла из людей, «желающих только одного, и самого существенного: наибольших для себя выгод и удовольствий». «Все люди этой партии, – уточняет писатель, – ловили рубли, кресты, чины и в этом ловлении следили только за направлением флюгера царской милости…».
