Очищение болью

которое есть для христианина грех смертный, но должны стать импульсом к действию, к соработничеству со Всевышним.

Россия

Дядя Ваня на участке
Вырастил цветы.
Не цветы, а чудо-сказка,
Плод души, мечты.

На другой день ранним утром
Он с букетом калл,
Чистый, светлый, кротко-мудрый,
К станции шагал.

Нес забитым, безутешным
Людям благодать.

Дядя Ваня… милый, грешный,
Как мне боль унять,
Когда вечером обратно
С выручкой цветной
Ты бредешь, бранясь отвратно,
Битый и хмельной.

До чего же ломки грани
Нашей красоты.
Дядя Ваня, дядя Ваня…
Ведь Россия – ты.

Часть II. Не канут в нетях

«…прошлое не прошло, а сохраняется и прибывает вечно, но мы его забываем и отходим от него, а потом, при обстоятельствах, оно снова открывается, как вечное настоящее».

П. Флоренский

«Гордость и память – это движение души. Не заметить, не опереться на них – идиотизм. И вдвойне идиотизм, а точнее тягчайшее преступление – топтать, истреблять, как это делается нередко ныне, эти великие свойства в людях, превращая их в манкрутов, слепцов, идущих на поводу слепых поводырей.»

(«Не канут в нетях»)

На побывку едет…

Пятьдесят лет назад в молодежном журнале «Смена» была опубликована песня, которая вскоре, с подачи Людмилы Зыкиной, стала, говоря современным языком, супершлягером, а молодой композитор, доселе мало известный – Александр Аверкин обрёл всенародную признательность и любовь. Мне довелось услышать эту песню задолго до того, как исполнила ее по Всесоюзному радио великая певица. Каким образом? Вот об этом – рассказ.

Нудный осенний дождь, будто просеянный через сито, падал на наши бритые головы, прикрытые промокшими, поникшими, как гребни у недобитых петухов, пилотками. Перед трибуной, установленной прямо на асфальтированном плацу, который по рассказам «стариков» («дедов» тогда, как и «дедовщины», – мы знать не знали), ночами с мылом драят «салаги», шли бравые, туго перетянутые широкими ремнями и не обращающие никакого внимания на холодный дождь, солдаты третьего года службы. Гремел духовой оркестр, тянулись на трибуне стройные офицеры, лихо звучала гвардейская песня о героях Таманской дивизии.

Глухо, в такт качающимся колоннам, бил барабан, звенели литавры, сливаясь в унисон с горластой вдохновенной песней. И, казалось, что тучи, задевающие за крыши солдатских казарм, не вытерпят и подпрыгнут вверх.

– Смотри, – толкнул меня в бок стоявший рядом Юрка Смирнов из Иванова, такой же первогодок, как и я, – третий справа, во втором взводе – Аверкин, тот, что песню о героях-таманцах придумал.

Я бросил взгляд и увидел парня среднего роста, с погонами рядового, марширующего в общем строю.

Александр Аверкин, когда довелось мне быть призванным в ряды Советской Армии и для прохождения действительной службы направленным в Таманскую дивизию, дослуживал в ту пору там третий последний год.

«Старики» собирали чемоданы, готовились к «дембелю», а мы привыкали к нелегкому солдатскому труду. Плаца с мылом мы, конечно, не драили, но устав гарнизонной и караульной службы учили и знали, как стихи Пушкина. Шагая на завтрак, обед, ужин, на полигон, в учебные классы, мы пели солдатские песни и больше всего песни своего однополчанина Александра Аверкина. Но тогда он еще не был известным и популярным композитором.

Александр демобилизовался поздней осенью, оставив о себе приятные воспоминания и еще одну песню, которую написал в армии и отослал было для публикации в какую-то редакцию. Ответа он никакого не получил. Песню либо затеряли, либо просто не заметили молодого композитора. В общем, произошла история, которая нередко происходит с молодыми и начинающими авторами.

Песню эту спел, помню, на смотре полковой художественной самодеятельности старшина сверхсрочной службы Володя Остапенко. Голосом, чем-то похожим на голос Людмилы Зыкиной, он зачаровал слушателей.

«На побывку едет
Молодой моряк.
Грудь его в медалях,
Ленты в якорях».

И нам, первогодкам, как никому остро мечтающим об отпуске, виделись и родные края, и лукавые девчата, ждущие нашего приезда, и мы, идущие немножко заносчиво, гордые своей красотой и молодостью.

Лично мне, отличившемуся на дивизионных учениях, вскоре такая возможность представилась. О, какое то было время. Десятидневный поощрительный отпуск на родину! «Зорянки» под березами родной костромской деревушки Пилатово. И песня, обволакивающая истомой ликующую душу, Сашина песня о недоступно-верном моряке, никому еще доселе неизвестная, но лихо исполняемая мною под собственный аккомпанемент гармошки. Смерть девкам!

Я служил последний год, когда в наш гарнизон приехал теперь уже известный композитор-песенник, Александр Петрович Аверкин. В Доме офицеров было тесно. Говорилось много теплых слов. Сам командир дивизии генерал-майор Ивлиев преподнес бывшему гвардии рядовому Александру Аверкину пышный букет роз.

Вслед за песней «На побывку едет молодой моряк» появились другие – «Мама, милая мама», «Мне березка дарила сережки». Они зазвучали в