– Когда рыбы в прибрежных водах стало маловато, мой дед работал на виноградниках Реймса. Какие бутылки он приносил домой! Пробки так и вылетали!
– Открывай!
– А бокалы! Ведь пена выльется наружу!
Боцман снял матросскую шапку, чтобы зажать ею бутылку, и одним ударом кортика сбил горлышко.
Выращенное на глинистых берегах Марны вино, искрясь и пенясь, полилось наружу, но боцман тут же закрыл горлышко шапкой.
– Слышишь, как шипит? Вот это музыка! Сколько раз мой дед давал мне послушать эти чудесные звуки!
– Скорпионы! – воскликнул наемник.
– Да-да, сок божественных скорпионов! – отозвался боцман.
Он убрал матросскую шапку и, приложившись к бутылке, стал пить с такой жадностью, что его товарищи на какое-то мгновение испугались, достанется ли им хотя бы глоток.
– Неужто это настоящее шампанское? – спросил Малыш Флокко.
– Оно самое! Истинное бузи, точно такое же, каким поил меня дед!
– Оставь нам хоть каплю! Нам эта треска поперек горла встала!
– А как же! – отозвался боцман. – Я же не жмот какой-нибудь! Вот вам, ребята, допивайте что осталось!
– Не могу, – отшатнулся Ульрих.
Бедняга так и не смог забыть скорпионьей настойки хозяина «Тридцати бизоньих рогов».
– Спасибо, приятель, ты молодец, – отозвался озорник-марсовой.
Боясь, как бы Каменная Башка не отобрал у него бутылку, он тут же опустошил ее залпом.
– Ну как? – спросил боцман.
– В жизни не пробовал ничего подобного!
– Еще бы! Эти бутылки идут по два экю штука! А белое и того дороже! Мой дед…
– Тот, что с трубкой? – перебил марсовой.
И тут раздался истошный крик Каменной Башки. Он принялся лихорадочно шарить в карманах.
Случилось страшное: чубук знаменитой трубки треснул от удара о скалу. Отерев пот со лба, боцман сдавленно пробормотал:
– Я курил ее тридцать лет! Ею дымили мой дед и отец. Она пережила семь кораблекрушений и вот погибла…
– Все не так плохо, Каменная Башка, – сказал юный марсовой. – Ты все равно можешь ее курить.
– Нет, не курить мне больше моей волшебной трубки!
– Да нет же, если табак не вымок, ты все равно сможешь ее разжечь!
– Может, ты и прав, парень. Может, она мне еще послужит. Кремень и огниво, должно быть, не промокли, они всегда лежат у меня в закрытой шкатулке.
К счастью, табак, подаренный боцману Вольфом, не вымок. Старик поскорее заправил им разбитую трубку, а затем, усевшись на мягкий фукус, разжег ее и яростно принялся курить, выпуская клубы густого дыма.
Тем временем буря продолжалась. Небо опять потемнело. Шквальный ветер развеял туманную дымку. Вспышки молний разрывали мрак. Грохотал гром. Дождь лил как из ведра, а тяжелые капли разбивались о рифы множеством брызг. Однако беглецы были надежно укрыты от ливня тентом и мирно пережидали шторм, усевшись на мягком зеленом ложе. Чего же еще было желать? Сколько бы ни ревел и ни ярился океан, они были в безопасности, надежно устроившись среди скал, веками выдерживавших натиск свирепых штормов.
Через некоторое время, не выпуская трубки изо рта, Каменная Башка мирно уснул, храпя, как тромбон. Его руладам вторил немец. Малыш Флокко не знал, чем себя занять, и, бормоча ругательства себе под нос, принялся обрывать с тушки альбатроса неподатливые перья.
– Жаркое выйдет то еще! – склонив голову, прошептал он. – Не знаю, что и выбрать – птицу или сушеную треску. Шампанского больше нет, так что эту дрянь и запить-то нечем. Кажется огромным, а мяса всего ничего. Небогатый улов для бретонца из Иль-де-Ба!
Он ощипал птицу почти до половины, когда вдруг заметил в море белесое пятно.
– Корабль! – воскликнул он, отбросив альбатроса, и резко вскочил, подняв вокруг себя целое облако светлых перьев. – Что, если это проклятый фрегат? Господи, пусть нам повезет!
В два прыжка он оказался рядом с Каменной Башкой, похрапывавшим с трубкой во рту.
– Вставай! – закричал он. – Или ты хочешь, чтобы тебя повесили?
– Кто там мелет чепуху? – зевая, отозвался боцман.
– Я, Малыш Флокко. Сюда идет фрегат!
– Тысяча колоколен! Неужто наши шкуры так и не дают покоя проклятому лорду? Говори, что ты там увидал?
