вижу огонь!
– Где? – подавшись вперед, воскликнул Малыш Флокко.
– Я только сейчас его заметил.
– Значит, раньше он не горел?
– Нет.
– Это огонь или чей-то фонарь?
– Уж точно не фонарь! Скорее, свет чьего-то костра, разожженного вон у той расщелины в скалах.
– Что, если краснокожие разбили здесь лагерь?
– Может, у меня и зоркие глаза, но сквозь деревья я не вижу. Знаю лишь, что это костер и разожгли его только сейчас. Раньше никаких отблесков я на побережье не замечал.
– И я тоже, Каменная Башка. А этот я сразу увидал. Ох!..
– Что такое? Зуб сломал?
– Вот уж нет! У меня крепкие зубы, и для зубной боли я слишком молод!
– А что тогда?
– Может, это канадцы разожгли костер, чтобы пообсохнуть? Представляю, в каком виде они вылезли из ледяной воды!
– Гм… – не отрывая глаз от костра, пробурчал бретонец. – Что-то сомневаюсь. Скорее, там стоит хижина какого-нибудь поселенца, одного из тех, что торгуют с дикарями, покупая у них звериные шкуры в обмен на порох, оружие и спиртное.
– А что, разве индейцы с таких скальпы не снимают?
– Уж я бы не стал связываться с краснокожими. Должно быть, эти поселенцы недурно навариваются на индейцах и возвращаются во Францию богачами – если, конечно, им вообще удается вернуться живыми!
– Живыми-то наверняка не многие отсюда уходят!
– Вот и я так считаю. Из всех североамериканских индейцев канадские – самые жестокие, они просто не переносят непропеченных людей!
– Как это – непропеченных?
– Дикари верят, что Великий Дух нас плохо пропек, а негров, наоборот, пережарил.
– Так, значит, они одни удались на славу!
– Именно! Собой они гордятся, а нас, бледнолицых, презирают. Эй, Ульрих! Что там с едой?
– Все котофо, папаша, – откликнулся немец. – Я нашел копченые сартельки и несколько путылок пива.
– Пошли, Малыш Флокко, отведаем угощения, – позвал старый бретонец.
– Как можно есть в такой шторм?
– Подумаешь, шторм! Нам не привыкать к волнам и ветру.
Немцы вытащили на палубу стол и поставили его за тюками и ящиками, заслонившись таким образом от резкого ветра. Злополучный корабль то и дело сотрясался под мощными ударами волн.
На небе теснились тяжелые серые тучи с алой каймой, и казалось, буря прекратится еще не скоро.
Удостоверившись, что парусник пока держится и перевернуться ему не грозит, бретонцы и оба немца с жадностью набросились на окорок и сардельки, щедро запивая их отменным английским пивом, которое в те времена превосходило даже немецкое.
Люди Дэвиса взбунтовались как раз в тот момент, когда моряки собирались сесть за обед, так что с полудня предыдущего дня ни у кого из них и крошки во рту не было.
Покончив с трапезой, Каменная Башка достал свою легендарную трубку, набил ее крепчайшим голландским табаком, контрабандой ввезенным в Нью- Йорк, и с великим трудом разжег ее, ибо ветер поднялся с новой силой, взметнув утихнувшие было волны.
– Теперь я могу вам поведать, что у меня на груди и правда спрятаны письма, которые необходимо передать лично в руки комендантам форта Тикондерога, – объявил боцман. – Одно из писем доверил мне сам Вашингтон, а другое – баронет Маклеллан.
– Но как обо всем этом узнал Дэвис? – глухим от злости голосом проговорил Малыш Флокко.
– Позволь тебе кое-что растолковать, сынок. Все это дело рук маркиза Галифакса. Неужто ты думаешь, что теперь, когда наша прекрасная светловолосая шотландка стала супругой капитана, маркиз позабыл о своей страсти? Этот несчастный, должно быть, подкупил не только канадцев, но и американских офицеров из свиты Вашингтона.
– Так вот от кого Дэвис узнал о нашем поручении!
– Правда, мне и самому не многое известно. Генерал и капитан приказали мне добраться до форта и держаться подальше от опасностей.
– А сами подсадили к нам на борт достопочтенного Дэвиса! – невесело ухмыльнулся Малыш Флокко. – Жаль, мы раньше его не раскусили!
– Похоже, мерзавец пользовался полным доверием Вашингтона и баронета Маклеллана, – произнес Каменная Башка, выпустив три внушительных
