сдаться.
– Мне показалось, наш хозяин не робкого десятка.
– Ничего, если он попытается сопротивляться, мы живо его вразумим, наставив на него дуло пистолета.
– Да, это быстро научит его уму-разуму.
– Что до остальных, меня интересуют лишь Мэри Уэнтворт и сэр Уильям.
– А как же письма?
– Они уже не столь важны. И все же нам будет весьма полезно узнать из них о намерениях Вашингтона.
– Я еще не оставил надежду их заполучить. Если сэр Уильям здесь, то и его верные друзья тоже.
– Кстати, интересно, что произошло с моим секретарем Оксфордом? – не понижая голоса, сказал маркиз. – Боюсь, он плохо кончил… Пожалуй, зря я его бросил на произвол судьбы… Однако мне и самому было не легче в такой-то шторм. Этот несчастный не раз доказывал мне свою преданность, и мне жаль, если он погиб.
В этот момент в комнату вошел Шарль, а за ним – несколько алгонкинов с причудливо раскрашенными лицами.
Услышав эти слова, двое из вошедших индейцев, вздрогнув, во все глаза уставились на маркиза.
Галифакс, мгновенно заметив странное выражение на лицах краснокожих, не отводил от них взгляда.
– У меня странное ощущение… – жестко произнес англичанин, – по-моему, я уже видел эти глаза прежде.
– Милорд, – тут же отвлек его младший Клермон, – прошу вас и ваших офицеров следовать за мной. Я бы хотел представить вас моей матери, баронессе.
– С удовольствием, мой юный друг, – отвечал тот. – Ведите нас.
Поднявшись вслед за Шарлем на верхний этаж, англичане оказались в богато убранной гостиной, где сидели в глубоких креслах баронесса и ее дочь Диана. Позади них стояли барон и его старший сын.
Как только завершилась церемония представления, маркиз повернулся к Дэвису и бросил на него многозначительный взгляд, как бы говоря: «Ты видел?.. Мэри Уэнтворт здесь нет, да и никакой европейской гостьи нет и следа».
Потом за разговорами маркиз Галифакс подсел к Диане, громко превознося до небес ее изящество и грацию.
В подобных, внешне дружеских, беседах прошел день, однако у каждой из сторон были свои тайные намерения.
Привыкшие повсюду хозяйничать, англичане, притворно восхищаясь элегантным убранством, уже обследовали весь замок.
Самым дерзким из англичан оказался Дэвис, который, напустив на себя дружелюбный вид, успел сунуть нос в каждый уголок жилища и опросить слуг.
Как уже поняли наши читатели, под чутким руководством алгонкина сэр Уильям, Малыш Флокко, оба немца и Оксфорд преобразились в настоящих краснокожих.
Ульрих должен был поочередно с братом день и ночь стоять на часах у потайной комнаты, где скрывалась Мэри, а Малыш Флокко – глаз не спускать с Оксфорда, ведь друзья так и не решились запереть его в комнате, поскольку тем самым они проявили бы открытое недоверие к секретарю.
Куда бы ни шел Оксфорд, бок о бок с ним оказывался переодетый в пестрый индейский наряд марсовой.
Понимал ли секретарь маркиза, что за ним следят? Сложно сказать.
Он так тщательно скрывал свои чувства, что никто не мог бы прочесть по выражению его лица, о чем он думает.
Настала ночь.
Малыш Флокко и Оксфорд шли по коридору, когда юный моряк вдруг встрепенулся и замер на месте.
Кто-то шел им навстречу.
Это милая Лизетта спешила в комнаты своей госпожи.
Следует заметить, что за несколько дней, проведенных в замке, Малыш Флокко успел с головой окунуться в неизведанное им доселе море любви. Наш герой по уши влюбился во французскую прелестницу, да и она отвечала ему искренним чувством.
С момента появления англичан ему не удалось обменяться с Лизеттой ни единым нежным словом, ни единым незаметным рукопожатием, и марсовой пребывал в самом мрачном расположении духа. И вот, встретив свою зазнобу, Малыш Флокко забыл и об Оксфорде, и о своем задании, да и, по правде сказать, обо всем на свете, и желал лишь одного – сжать девушку в объятиях. Подойдя к Лизетте, он, не меняя голоса, сказал:
– Мадемуазель Лизетта, вы меня не узнаете?
– Ах!.. Это вы!.. – изумленно воскликнула красавица.
– Да, он самый! Должно быть, я смешон со своим раскрашенным лицом?
– Нет-нет, вы не смешны… Однако привычный ваш образ мне больше по душе…
– Так, значит, я вам противен?
– Не говорите так! Ведь вы – это вы…
