– Та, отец?
– Сегодня я буду на седьмом небе и без патера. – Запустив руку за широкий пояс из красного шелка, боцман с великой важностью положил перед ошеломленным солдатом две сверкающие монеты. – В моих краях, – произнес притворно растроганный бретонец, – принято давать на табачок сыновьям, отправляющимся на войну. Возьми и спрячь, не нужно благодарностей.
– Ошень щетрый папаша.
– Не стоит благодарить! Ты мне теперь как сын. Если станет туго с табачком, обращайся.
– Спасипо, папаша.
– Сказал же, не благодари. В девять встречаемся возле Оксфорд-мэншн.
– Я штать там.
– Если вдруг увидишь камеристку светловолосой мисс, скажи ей, что я томлюсь от страсти.
– Та, отец.
– А теперь тебе пора доставить сальные свечи своим товарищам. Им тоже не помешает наваристая похлебка.
– Я пошель, отец.
Выпив еще стакан на дорожку, солдат, который покачивался на нетвердых ногах, встал и улыбнулся щедрому «папаше», а затем пошел прочь, позвякивая двумя монетами, зажатыми в руке.
– Чтоб тебе лопнуть, шельма! – пробормотал бретонец. – Ты мне больше чем в луидор обошелся. – Пересев за стол баронета и Малыша Флокко, он осведомился, не без самодовольства: – Ну как я вам понравился, капитан?
– Второго такого пролазу и лицедея, как ты, во всей Бретани не сыщешь! – расхохотался сэр Уильям.
– Жулики из Иль-де-Ба будут похитрей итальянцев из Апулии, – высказался Малыш Флокко. – Я в это никогда не верил, но, похоже, так оно и есть.
– Думаешь? – надул щеки бретонец.
– Вынужден открыто это признать.
– Тебе до меня еще далеко, плутишка.
– Надеюсь!
– И как же ты намерен поладить с камеристкой? – спросил сэр Уильям.
– Оставьте это мне, сэр, – отмахнулся бретонец. – Есть у меня кое-какие задумки, которые еще заставят вас удивиться.
– И этих бретонцев еще зовут твердолобыми! Вот это голова!
– Да уж, меня ты убедил, – отвечал сэр Уильям.
– Вы чересчур добры, капитан.
– Значит, до вечера.
– Не хотите ли прогуляться? – спросил Каменная Башка.
– Тебе для твоих задумок понадобился еще один солдат?
– Нет, капитан. Теперь мне нужна прочная веревка. Надеюсь где-нибудь ее найти.
– И для кого ты ее предназначаешь?
– Правильнее было бы спросить «для чего». Для башни Оксфорд-мэншн, – озадачил бретонец.
– Для башни? – удивился баронет.
– Положитесь на меня, капитан. Веревка, что я собираюсь купить, сослужит хорошую службу и мне, и вам, и Малышу Флокко, не говоря уж о камеристке и светловолосой леди.
– Да ты хитер как дьявол!
– Нет уж, господин, мы все смиренные овечки пастырей наших.
– Как это?
– Нашей Святой церкви. Ах, наши священники усердно пасут свое стадо. Они наставляют наших женщин и детей.
– Полно мести языком.
– Мне только и осталось, что найти добрую веревку, а после – моего солдатика. Только, думается, времени у нас еще полно. Можно бы пойти прилечь. Мы уже две ночи глаз не смыкали.
– А нечего было состязаться в пьянстве с тем солдатом.
– Может статься, вы и правы, капитан. Однако же откуда было взяться вдохновенью, с которым я пел ему песни о своей любви к камеристке леди Мэри?
– Смотри не утопи нас в море любовных восторгов! Что-то мне слабо верится в успех твоих интрижек! – поморщился баронет.
– И напрасно, мой капитан. Сегодня же вечером я докажу вам, что был прав, когда вы, благодаря моим интрижкам, окажетесь в башне.
