– Слушаюсь, капитан.
Корсар и Мэри повисли над пустотой.
– Держись покрепче, – велел девушке баронет, – и закрой глаза.
– Да, Уильям, – прошептала она.
– Не бойся, у меня стальные мышцы.
Корсар спускался все ниже, перехватывая веревку руками и коленями. Высунувшись из окна, бретонец провожал их взглядом.
Наконец пара скрылась из виду, растворившись во мраке.
– Они уже на земле, – со вздохом облегчения проговорил боцман. – Малыш Флокко, теперь ты. Как там маркиз?
– Истекает кровью и до сих пор не пришел в себя.
– Дурной знак! – пробормотал бретонец и, возвысив голос, добавил: – А теперь спускайся следом за капитаном.
Ловкий, как белка, юный марсовой исчез за окном.
– Мисс, – сказал бретонец, повернувшись к камеристке, которая тщетно пыталась остановить кровь, хлеставшую из раны маркиза, – через две минуты вы сможете кликнуть лекаря.
– И что я ему скажу? – спросила бледная как полотно Диана.
– Скажите, что в башню проникли воры. И смотрите не упоминайте имени баронета, иначе вам придется в этом раскаяться.
– Никогда! Я слишком предана своей госпоже.
– Хорошо же, до скорой встречи!
Теперь уже боцман вылез на карниз, ухватился за веревку и начал быстро спускаться, по обыкновению ворча себе под нос. Достигнув земли, он увидел в десяти шагах от себя капитана, леди Мэри и Малыша Флокко, державшего в руке обнаженную абордажную саблю.
– Что с маркизом? – кинувшись навстречу бретонцу, с тревогой спросила девушка.
– Кровь пока не удалось остановить, мисс, – отвечал тот, – но не думаю, что рана смертельная. Не припомню такого, чтобы капитан промахнулся, когда целил в сердце.
– Боже мой, что ты наделал, Уильям?! – укорила девушка, оборачиваясь к подошедшему Корсару.
– Только то, что было предначертано судьбой, – сухо отвечал баронет. – Пойдем, пока нас не схватили.
Площади и улицы Бостона тонули во тьме. В городе уже не удавалось днем с огнем сыскать ни лампового масла, ни свечей. Время от времени на крыши домов со свистом обрушивались гранаты.
Все, даже Каменная Башка, были слишком взволнованы, чтобы говорить. Каждый гадал, что сейчас творится в башне. Можно ли полагаться на преданность камеристки? И даже если она не выдала беглецов, на поиски предполагаемых воров, должно быть, уже выслали солдат во все концы.
– Эй, Малыш Флокко, – проговорил наконец бретонец, не в силах более молчать, – тебе не кажется, что мы, все четверо, смахиваем на живых мертвецов?
– Это наше веселье почило в бозе.
– Нам бы радоваться успеху и орать во всю глотку бретонские рыбачьи песни, а мы вместо того…
– Не докучай баронету, – отвечал марсовой.
– Нет, эта тишина невыносима! Хорошо еще, что нас дожидается трактирщик, готовый подбодрить постояльцев парой бутылок вина или, на худой конец, скорпионьей настойки. Клянусь, этой ночью мне наверняка привидится Диана.
– Ты что, втрескался в эту египетскую мумию?
– Это она-то мумия? Это, мой дорогой, сушеная треска с отмелей Ньюфаундленда.
– Вот уж славное приобретение, в твои-то годы!
– Во имя Иль-де-Ба! А ты думаешь, она молода!
– У мумий нет возраста. По крайней мере, так мне говорил мой дядюшка, который много лет провел в Египте, роясь в гробницах фараонов.
– И что он там искал?
– Древние сокровища.
– Что же он не сделал тебя богачом?
– Он вернулся домой без гроша в кармане и с тремя страшенными мумиями.
– Дурак был твой дядюшка, – важно заключил боцман. – Сразу ясно, что он родом из Ле Пулигена, а не из Иль-де-Ба. Ну и простаки же живут в твоей деревне!
Внезапно они услыхали крик капитана:
– С дороги, или я убью вас!
Каменная Башка бросился на шум, обнажив абордажную саблю. Двое солдат попытались преградить путь морякам, протягивая руки к девушке.
