– Я-то? – прогудел Каменная Башка. – Хорошо сплю я только на борту своей посудины, в окружении канатов и якорей.
– Как так?
– Чего – как? – переспросил боцман.
– Как ты уйти из пашни, папаша?
– Я принес с собой крепкую веревку и спустился по ней, пока меня никто не видел.
– Так эта ферефка помочь форам!
– Каким таким «форам»? – переспросил боцман, притворяясь, будто не понимает, о чем речь.
– Ты не знать, кто ранить мой полковник?
– Твоего полковника? А кто твой полковник?
– Маркиз Калифакс.
– И что с ним?
– Пошти упить его шпакой.
– Уж не убили ли заодно эти твои воры и мою милую?!
– Нет, она шифой, но форы запрать ее казяйку.
– А это и в самом деле были воры? Из плоти и крови? Никогда ни о чем таком не слыхивал.
– Я не знать, – развел руками немец.
– Гром и молния! – притворно изумился Каменная Башка. – Вот так оказия!
– Папаша, когда ты остафить пашню?
– Пожалуй, около десяти.
– Карашо! Форы сразу пользофаться тфоей ферефкой.
– Здесь все ясно. Они ограбили Оксфорд-мэншн?
– Нет, только похитить казяйку.
– А что с моей крошкой, с моей милой Нелли? А твой полковник… он отдал Богу душу?
– Нет, он потерять много крофь.
– Ну ничего, добрый ростбиф с кровью и бордо живо поставят его на ноги. Кстати, здесь у хозяина есть еще несколько дюжин бутылок. Подаришь их своему полковнику, да только не говори, что от меня!
– О, я не сказать.
– Голодный?
– Я фсекта калотны, папаша. Кенерал Хау дафать полофина рацион.
– А вам, немцам, небось каждому по две пайки нужно?
Наемник с улыбкой кивнул.
– Эй, хозяин! – позвал бретонец. – Накорми этого бравого солдата. Я плачу!
– Ты фсекта платить, папаша, – благодарно признал солдат.
Хозяин тут же поставил на стол фунтовый виргинский окорок, полдюжины колбасок, твердый как камень хлеб и бутылку.
– Ешь, сынок, – предложил бретонец.
С неутолимым аппетитом, простительным только двадцатипятилетнему солдату, которого держат на половинном пайке, немец набросился на вяленый окорок, который неизбежно вызвал у него неугасимую жажду. Откупорив бутылку, Каменная Башка наполнил вином большую оловянную кружку.
На поверхность тут же всплыл огромный скорпион.
Занятый едой, немец ничего не заметил, однако, взяв кружку в руки, вздрогнул от удивления.
– Маленьки щерный пестия, – сказал он, зажав ядовитую тварь между пальцами. – Скорпион?
– Какое там! Скорпионы в Египте! – отозвался боцман. – А это так, личинка черной мухи с Канарских островов.
– Нет, скорпион!
– Да полно тебе.
Отбросив паукообразное, солдат опрокинул в себя содержимое бокала.
– Караш-ш-шо! – воскликнул он.
– А то! Эта мадера идет по доллару за бутылку. Пей, сынок.
Не заставляя себя упрашивать, немец подлил «мадеры» из бутылки, откуда в кружку к нему тут же свалился новый скорпион.
– Не обращай внимания, сынок, – успокоил бретонец, видя колебания юнца. – Чтоб ты знал, на Канарских островах в мадеру нарочно кладут эти личинки, чтобы придать вину крепости и вкуса.
