– А какого черта тебе понадобилось в Оксфорд-мэншн?
– А как же моя Нелли? Ты что, забыл о ней? – возмутился Каменная Башка. – Мыслимое ли дело, чтобы невеста сэра Уильяма обходилась без камеристки.
– Лезешь на рожон? Хочешь, чтобы тебя расстреляли?
– Это меня-то? Да у англичан не найдется такой пули, что продырявила бы шкуру старого пеликана. Оставь это мне, а сам приглядывай за беднягой, что завис между небом и землей. До скорого свиданьица!
Ухватив по пути со стола стакан с медоком и осушив его одним глотком, боцман зашагал прочь, раскуривая свою знаменитую трубку.
Улицы были безлюдны. Никто не решался выходить из дому под пушечные ядра.
Каменная Башка подошел к Оксфорд-мэншн в тот самый момент, когда туда входило несколько немцев. Затесавшись среди них, он попал в просторный внутренний двор, где чинили изготовленные из дуба и окованные железом колеса пушек. За работой столяров, сцепив руки за спиной и зажав в зубах окурок сигары, наблюдал гессенец.
– Здорово, приятель, – сказал Каменная Башка, решительно приблизившись к нему. – Не знаешь ли ты, часом, как мне найти Вольфа, братца некоего Ульриха?
– Фольфа Патермана? – оживился немец. – Это мой земляк, приятель.
– Пойди-ка поищи его, а чтобы было сподручнее искать, прихвати вот это, – сказал бретонец, вкладывая ему в руку шиллинг.
Немец ускакал быстрее зайца, а боцман тем временем, присев на лафет, принялся заправлять свою трубку.
Не прошло и пяти минут, как Вольф оказался перед ним.
– Ты ел? – сразу же спросил Каменная Башка.
– Еще не распретелять рацион, – на том же ломаном английском, что и Ульрих, отвечал юноша.
– Так возьми доллар и купи поесть у полковых маркитантов.
– Фи мне потарить?
– Потарить-потарить! – передразнил бретонец. – Но сначала мне нужно сказать тебе пару слов. Ульрих, который полчаса назад со мной позавтракал, прикончив бутылку пива, рассказал, что случилось в башне прошлой ночью. Да что теперь горевать! Скажи мне лучше, погиб ли маркиз Галифакс?
– Ошень польной, но не мертфый.
– Вот и славно. А камеристка еще здесь?
– Камеристка фсегта ф комната.
– Твой брат сказал тебе, что эта женщина – моя невеста?
– О! – округлил глаза немец. – Фаша нефеста?
– Да, приятель. Так передай, что моряк, который ее навещал, желает с ней поговорить.
– Я идти сейчас.
– Разрешено ли ей отлучаться из башни?
– Она фсегта фыхотить за покупки для казяйка.
– Ну вот и славно. Ступай же, приятель, и передай ей, что я жду внизу.
Подбрасывая в руке серебряный доллар, гессенец поспешно удалился. Должно быть, никогда еще он не встречал подобной щедрости.
В этот момент горнист подал сигнал, призывающий солдат получить причитающееся им пропитание. Голодные служивые с котелками в руках столпились у расставленных во дворе походных котлов, в которых дымилось отвратительное варево.
Немцы окружили котлы и бросали в похлебку сальные свечи, чтобы сделать ее если не вкусной, то хотя бы сытной.
– Ба! – воскликнул Каменная Башка, глядя на солдат. – Вот это кормежка! У нас на борту будет куда как получше.
Обернувшись, он увидел перед собой Вольфа, без котелка в руках.
– Что скажешь? – спросил боцман.
– Камеристка вас ошитать.
– Где?
– Пот пашней.
– Спасибо, приятель. Завтра зайду за тобой и угощу хорошеньким завтраком.
Пройдя под аркой, он обогнул угрюмое здание и двинулся к башне. Часовой на него и не взглянул. На каменной скамье боцман тут же заметил свою «Нелли».
– Наконец-то! – воскликнул он. – Кругом сплошные чудеса! О моя Нелли!
– Опять вы за старое! – воскликнула камеристка, приоткрывая в жеманной улыбке длинные кроличьи зубы. – Почему, упрямец этакий, вы зовете меня
