одинаковым почерком, начал внимательно просматривать. Сгреб все в одну кучу, перевязал шпагатом.
— Разберемся потом… — буркнул он.
Оставив засаду в квартире, поехали в управление. Ни Петру, ни Левицкому не хотелось спать — сидели на диване, курили и молча обдумывали ситуацию.
— Извести милицию о машине, — прервал молчание полковник. — Утром надо заняться этим грузовиком.
Кирилюк кивнул: да, следует прежде всего найти автомобиль, на котором ехали Сливинский и Ядзя.
— Старый грузовик с будкой, которая запирается, — пробормотал он, — это не так уж и сложно…
— Размножьте и дайте на розыск фото Ядзи Радловской… — размышлял вслух Левицкий.
— Изучить круг ее знакомств, — подхватил Петр, — поговорить с официантками в ресторане. Радловская могла сболтнуть кому–нибудь, куда едет.
— Правильно.
— Теперь посмотрите, пожалуйста, еще на эту корреспонденцию… Имеем на это санкцию. — Кирилюк отобрал из пачки несколько писем, положил перед полковником.
— Корреспонденты Радловской?
— Да.
— Думаете, она может написать кому–то?
— Конечно.
— И это нельзя сбрасывать со счетов.
Петр вытащил из пачки розовый конверт.
— Последнее письмо. Получено вчера из Станислава. Надеюсь, Ядзя еще не успела ответить на него.
Левицкий начал читать. Вдруг чертыхнулся.
— Ее подруга сообщает, что приедет через неделю. Радловская наверняка предупредит ее, чтобы не приезжала. Она напишет подруге, и мы узнаем — откуда.
— Если уже не телеграфировала.
— Значит, нам еще раз не повезет…
Грузовичок нашли быстро. Искать, собственно, не пришлось — он обслуживал ресторан, в котором работала Радловская.
Кирилюк вызвал шофера.
Александр Жарков, или просто Шурка, сразу понял, почему его вызывают в управление госбезопасности.
Отвечал на вопросы Кирилюка охотно, угодливо смотрел в глаза, словно говоря: «Давай–давай!.. Я расскажу про все, что было, и даже про то, чего не было, — чтобы тебе правилось…»
Петр уже встречался с такими, вроде бы откровенными, на самом же деле хитрыми типами, знающими лишь свою выгоду, ради нее готовыми пойти на любое преступление.
— Вчера вы ездили за продуктами в Стрый, — начал Кирилюк монотонно, листая какие–то совсем не нужные бумаги, — не так ли?
— Ездил! — выпалил Шурка, будто уже признал свою вину.
— Кого–нибудь подвозили?
Шурка понял: отказываться нет смысла. Грузовик с четверть часа стоял на улице Менжинского, и они в случае нужды будут иметь десяток свидетелей.
— Подвозил.
— Кого?
— Она у нас работает официанткой… Ядзя Радловская. Попросила подбросить до Стрыя. А мне что? Мне не жалко… Почему не оказать человеку услугу? Не так ли, товарищ начальник?
— Конечно… Значит, мы так и запишем, отвезли в Стрый Ядвигу Радловскую… Больше никого?
Шурка запнулся только на несколько секунд. Взвешивал — промолчать о другом пассажире или признаться? А впрочем, признание ему ничем не угрожает, наоборот, укрепляет его позицию.
— Почему никого? Неужели я не сказал? Радловскую и ее мужа.
— Так будет точнее. И сколько же они вам заплатили?
Шурка скорчил гримасу, что должно было означать: жмоты несчастные, что с них возьмешь!
— Сотню.
— Стоило трудиться…
— Я и сам так думаю, да ведь она официантка. Неудобно.
