прочего, возможно, это помогло бы ему избавиться от злобы на Юджина Уинстона. Этот тип и не собирался возвращаться на Барбадос, хоть Дойл не давал ему разрешения отсутствовать так долго.
Когда Юджин Уинстон вызвался отправиться в Англию на первом же корабле, чтобы помешать Дункану Хайнесу распускать дурную славу, губернатору ничего не оставалось, как благословить своего адъютанта на это путешествие.
Через два месяца после отъезда Уинстона Дойл с радостью получил весть о том, что Хайнес отправился в последний путь на Тайберн Хилл, и надеялся, что голова пирата достаточно долго проторчит на пике над Лондонским мостом.
Но больше от Уинстона не было никаких писем. Лишь два дня назад пришло послание, в котором адъютант сообщал, что больше не желает батрачить на него и не согласен нарушать закон. Уинстон собирался противостоять угрозам Дойла и грозил сообщить обо всех его деяниях куда следует.
Сначала Дойл не мог сообразить, что к чему. Ему казалось, что этот парень сошел с ума. Но спустя некоторое время из письма он сделал вывод, что Юджин Уинстон просто не хочет на него работать. Возможно, Лондон больше пришелся ему по вкусу. Юджин вырос на Барбадосе, и соблазны большого города, наверное, затуманили ему голову, вот он и решил там остаться. При других обстоятельствах Дойл вообще не имел бы ничего против. Он терпеть не мог этого молодого нахала. Губернатор часто думал, что без Уинстона ему жилось бы куда лучше. Будь его воля, Дойл вообще отправил бы своего адъютанта в пустыню. Но Уинстон сам отказался вернуться, и это было наглой выходкой.
Еще больше Дойла злил тот факт, что его денежные дела шли заметно хуже, чем в то время, когда об этом заботился Юджин Уинстон. Земля продавалась медленно. В совете выразили сомнение в том, что все это законно. Деньги утекали быстрее, чем появлялись. Дойл уже подумывал над тем, чтобы ввести дополнительные налоги, например с продажи рабов или строительного дерева. Или даже за продажу сахара. Да, тогда бы в его карманах зазвенело, на это можно было бы жить! Как назло, придумать это было проще, чем осуществить. Уинстон лучше знал, как реализовывать такие планы. Дойл завидовал ему: этот мелкий прохвост плел интриги как никто другой.
Губернатор почесал мошонку. Один из гнойников лопнул, потекла кровь. Дойлу пришло в голову, что, возможно, это сифилис. Но губернатор постарался поскорее отогнать эту мысль.
Он встал, натянул рубашку и вышел в соседнюю комнату. Куда же подевался негр?
Из-за запертых ставней с улицы доносился шум. Цокот копыт смешивался с гомоном голосов. Какой-то мужчина выкрикнул команду, которую Дойл не разобрал. Губернатор удивленно приоткрыл ставню, выглянул в щель и с изумлением увидел группу солдат. Это были офицеры военно-морского флота в форме парламентской армии. Дежурный лейтенант из охраны губернаторской резиденции развернул документ и внимательно его изучал. Очевидно, бумагу передал важный офицер, за которым выстроился до зубов вооруженный отряд. Лейтенант отсалютовал, потом развернулся и направился прямиком к воротам резиденции. На его лице просияла широкая язвительная улыбка.
От переизбытка желудочной кислоты, подкатившей к горлу, Дойла затошнило. Он быстро отыскал брюки. Но было слишком поздно: дверь распахнулась, и появился лейтенант.
– Господин губернатор. Или лучше сказать: мистер Дойл.
Лейтенант взглянул на губернатора со снисходительным отвращением.
– Боюсь, вы больше не губернатор.
– Как это? – прохрипел Дойл. – Что это значит?
Лейтенант протянул ему документ:
– Вот, можете сами ознакомиться.
Дойл уставился на бумагу. Строчки были выведены аккуратным почерком и заверены парламентской печатью. Его сняли с должности. Кроме того, взяли под арест.
«Уинстон! – пронеслось у Дойла в голове. – Этот тип донес на меня!» Так он объяснил себе это письмо. «Наверное, этот крысеныш везде, где нужно, сообщил о случившемся, чтобы выглядеть несчастной жертвой произвола».
Дойл лихорадочно думал о том, как они узнали о продаже земли. Он ведь начал заниматься этим уже после отъезда Уинстона! Значит, донес кто-то другой. Кто-то из совета? Как всегда, они обо всем прознали. Он вел себя слишком легкомысленно и теперь расплачивался за это.
У Дойла глаза на лоб полезли, когда он прочел один из пунктов обвинения: клевета и осуждение невиновного человека. Несомненно, это дело рук Уинстона! Он быстро развернулся, словно флюгер на ветру, когда в Лондоне пошли слухи о том, что дни Дойла на должности губернатора сочтены. Может, Уинстон стоит и за шантажом, с помощью которого Дойла вынудили отпустить Дункана Хайнеса? Может, он уже тогда планировал его уничтожить?!
Дойл заскрежетал зубами. Он совершенно не замечал, что все это время чешет у себя между ног. И только презрительный взгляд лейтенанта заставил его опомниться. Дойл в ярости и испуге уставился на кровь, которая струилась по его ногам.
– Что такое?! – заорал он на молодого офицера.
– Сэр, вам стоит приказать слугам, чтобы они собрали вам какие-нибудь вещи, – невозмутимо ответил лейтенант. – Иначе, боюсь, вас заберут прямо в ночной рубашке.
– Когда прибыл этот военный корабль?
