Круиз для среднего класса

читателя, для которого совсем недавно пределом мечтаний был чешский унитаз. Это лишь повод для того, чтобы лучше понять себя.

Принято считать, что история и уклад Соединенных Штатов воспитали независимых и сильных одиночек. Замечаем мы или нет, но многие дееспособные российские граждане (а может быть, и большинство граждан) кто верной, кто неверной дорогой движутся к тому же – к личной независимости, которая и есть первый и главный признак силы. Послушаем социологов: всего пару лет назад около трех четвертей опрошенных полагались на государственную поддержку, теперь же три четверти надеются лишь на себя. Вы как хотите, а я утверждаю, что эта перезагрузка общественного сознания – главное, в чем изменилась страна за последние годы. Как ни относись к нынешнему моменту, никто, полагаю, не оспорит того, что у нас появилось богатство если не жизни, то выбора. И если у вас достаточно денег, можете оборудовать себе сортир не хуже американского, причем уже не надо идти на поклон к завскладом и товароведу, просто загляните в салон сантехники – и будет вам счастье.

Однако там, где появляется свобода, в том числе свобода выбора, непременно возникают ограничители – стандарты. Но они не враги, напротив – стандарт и свобода, толкая друг друга, на самом деле друг другу помогают. Свобода управляет стандартом, стандарт направляет свободу. Вот американский стандарт: если ты куришь, не следишь за зубами, вовремя не стрижешься, если отрастил пузо, страдаешь одышкой и редко меняешь сорочки – значит, не ценишь самого себя; почему в таком случае должны тебя ценить другие? А вот американская свобода: они курят, не прочь выпить, полно лохматых, а толстяки есть такие, что адвокат Макаров рядом с ними что балерина Макарова (в то время Андрей Макаров еще не садился на диету. – М.Щ.). Ты свободен, ты независим и потому можешь сломать общий стандарт – и установить индивидуальный, для себя любимого. В конце концов, лучшее из вегетарианских блюд, как известно, – кусок мяса.

Перечитываю сейчас эти строчки и думаю: а для кого я их писал? Это ведь неправда, что журналист пишет для всех. То есть, он, конечно, хочет, чтобы его прочитали как можно больше людей, но все же имеет перед собой определенного читателя. Своего.

В середине восьмидесятых я работал в газете с самым крупным тиражом в мире – 21 миллион экземпляров. Абсолютный и никем не превзойденный рекорд. Колоссальная аудитория, чего еще желать автору, если бы ни одно «но». Подавляющим большинством наших читателей являлись рабочий класс и колхозное крестьянство. Гегемон. И редакционная политика была направлена исключительно на защиту его интересов. В конфликте главного инженера с токарем или председателя колхоза с комбайнером правы должны быть токарь и комбайнер, если же в результате проверки выходило иначе, материал отправлялся в корзину. Соответственные требования предъявлялись к тексту: доступность и простота, чтобы ежу было понятно. Помнится, когда я по неопытности написал в заметке «ахиллесова пята», был выставлен на всеобщее осмеяние.

Не то чтобы я не уважал аудиторию нашей газеты или относился к ней свысока (хотя вру, иногда это прорывалось), но все же готов был пожертвовать ее «подавляющим большинством» ради обретения того типа читателя, который близок лично мне. С которым мы на одной волне. Или, если угодно, одной группы крови. Ему бесполезно что-либо навязывать, он готов сомневаться в очевидном, способен оценить изящество мысли и игру слов, умеет и любит читать между строк. До него не надо снисходить, более того – он еще сам тебя многому научит.

Такой читатель, которого я для себя вычислил, в стране точно был, он есть и сейчас, причем в немалом количестве, вот только остались сомнения, удостоил ли он меня своим вниманием и расположением. Тем не менее, с надеждой писал и продолжаю писать именно для него. Неплохо было бы классифицировать его по какой-нибудь социальной графе, вот только по какой? Долго об этом думал, и все чаще в голове всплывал термин, который вошел в обиход в новейшей нашей истории. Во всяком случае, в СССР он не употреблялся. При том, что восходит аж к Древней Греции.

Впервые словосочетание «средний класс» упомянуто в трагедии Еврипида «Умоляющие». «В государстве три класса есть: во-первых, богачи, для города от них нет пользы, им бы лишь для себя побольше. Но опасны и бедняки и чернь, когда свое с угрозою подъемлет на имущих отравленное жало, подговорам послушная витий. Лишь средний класс для города опора».

Сегодняшнее расхожее определение куда менее поэтично: средний класс – это социальная группа, которая может позволить себе все необходимое, но без излишков и роскоши. Излишества, правда, не расшифрованы, но мы ведь люди догадливые, не так ли?

Именно среднему классу – при всей условности и размытости термина – я доверяю больше других. Принадлежащие к нему люди чаще всего совестливы, а это качество неприемлемо для настоящих богачей (ну, или для большинства из них). Так что олигархами мои гипотетические читатели не стали. Но и на дно не ушли, поскольку умны, упорны, предприимчивы и активны, что позволяет удалиться на безопасное расстояние от черты бедности. Словом, они размещаются как раз посредине. Таких людей я знал еще в пору так называемого развитого социализма, они тоже могли себе позволить все необходимое: трехкомнатную квартиру на четверых членов семьи, панельно-щитовой домик на шести сотках, «Жигули» 5-й модели и отпуск в Ялте или даже в Болгарии. Конечно, с нынешними не сравнить, труба была пониже, дым пожиже, но я вам скажу, что однажды побывал в бывшей квартире Л.И. Брежнева на Кутузовском проспекте и был ошарашен скромностью метража и планировки. Дети сегодняшних воротил туда бы не вселились, ну разве что по приколу.

Так вот, тех, чье мнение мне было важно, я называл приличными людьми. В это понятие входил и моральный компонент (соблюдают приличия), и материальный (имеют приличное, в смысле существенное, обеспечение). Пусть теперь они именуются средним классом, для меня суть не меняется. По- моему, я их неплохо знаю, уж точно лучше, чем богачей или бедняков. Вслед за Еврипидом считаю их опорой страны, и меня беспокоят экспертные суждения о том, что российский средний класс на глазах киснет и гаснет. Я тревожусь за их судьбу, – не исключено, еще и потому, что у нас с ними одни интересы.

Перелистываю свои старые публикации и не нахожу среди них глобально-постановочных статей о реформировании народного хозяйства или