Может быть, так было всегда, но это нас не оправдывает.
Представим, что Гончаров, Тургенев, Толстой писали бы в жанре исторических романов, реализм с допущениями, Достоевский окунулся бы в философскую фантастику, что бы было получилось вместо золотого века русской прозы? (Могут возразить, что «Война и мир» – самый настоящий исторический роман, но не будем забывать, что это начало огромного произведения о судьбе старших современников Толстого декабристов, некоторых из них он видел и знал лично. Таким образом и несколько неприглядный образ Наташи Ростовой в эпилоге «Войны и мира» представляется другим – эту женщину ждет еще много испытаний и подвигов.)
Но еще большая проблема, по-моему, бедность мыслей в нашей прозе. Сюжеты зачастую увлекательны, описания точны и оригинальны, погружения в психологию персонажей глубоки. Но мыслей, какие бы взбудоражили читателя, крайне мало. И нередко очевидно, что автор обрывает разговор героев, готовых выразить нечто если не новое, то важное, прячет себя за персонажами, прикрывается стилистическими завитушками.
Не так давно я услышал по радио выступление Александра Гениса. Он представлял свой новый путеводитель по литературе и поделился своим открытием, которое меня поначалу возмутило, а потом заставило задуматься. Вот довольно большая, но важная, по-моему, цитата:
…Это глава, связанная с теми книгами, которые не нуждаются в языке. Это я понял, когда перечитал «Войну и мир» сравнительно недавно. Как такие вещи происходят? Мне нужна была цитата. Во что была одета Наташа Ростова во время первого бала? Мне нужна была маленькая цитата. Чтобы найти, я прочитал немножко слева, немножко справа, и не заметил, как я прочитал все четыре тома… Я не могу читать без карандаша, сразу мне кажется, что у меня отняли половину удовольствия, я стал отмечать фразы, которые хотелось бы запомнить. И на все четыре тома я нашел одну фразу яркую и красивую. Вернее, две фразы. Одна такая: солдаты бросились к колодцу, и выпили его до дна. Выпить колодец до дна – это такая яркая фраза, да? А вторая – гости вошли в оперу и смешались. Понятно, что произошла смешная история, когда все пары перемешались и перестали быть парами. Это на четыре тома, потому что Толстого не интересовали красоты стиля. Писать афоризмами казалось для него глупым. Ему важно было донести то, что он хотел. Язык был просто орудием перевозки, это транспортное средство, которое перевозит мысли, идеи, образы. Интересно, что Набоков был категорически со мной не согласен. Со всего эпоса «Война и мир» он вынес одну цитату, где лунный свет падает на полку шкафа. Всё.
Когда мне пришло это в голову, я понял, что язык не должен быть так важен, как нам кажется, потому что в XX веке мы стали все фетишистами языка, особенно Бродский. Но великие русские классики, начиная с самых великих, с Толстого и Достоевского, к языку относились без особого уважения. Толстой мог сажать четыре «что» в одно предложение.
И не это важно для него было. Был бы Толстой жив во времена телевидения, может быть, он бы сразу писал сериалами, вместо того чтобы мучиться переписывать «Войну и мир». Ему было важно рассказать то, что он хотел. Толстой с огромным интересом отнесся к изобретению кинематографа.
Тут, конечно, со многими оценками можно спорить. По крайней мере, с тем, что Толстого не интересовали красоты стиля. Интересовали. Но он их использовал не как пустое украшательство текста, что мы так часто наблюдаем в литературе… Вообще Толстой и Достоевский, пожалуй, самые великие стилисты русской литературы. Их художественному языку невозможно подражать. При желании можно более или менее удачно копировать всех русских классиков, копирование же Достоевского или Толстого обязательно превратится в глупую пародию…
Но все же мысль Гениса имеет важное зерно: «Толстому важно было донести то, что он хотел. Язык был просто (ну конечно, не просто) орудием перевозки, это транспортное средство, которое перевозит мысли, идеи, образы».
Сверхзадача (извините за это у многих вызывающее изжогу слово) настоящего художника и есть в том, чтобы возможно сильнее выразить мысль, идею, образ. Для этого он использует искусство, по определению Толстого, «одно из необходимых средств общения, без которого не могло бы жить человечество». Искусство – средство, а не самоцель.
Современные литераторы зачастую ограничиваются лишь искусством при создании своих произведений. Мыслей, идей почти нет. Почему?
Не думаю, что их нет в природе. Быть может, авторы опасаются выражать спорные, неоднозначные мысли и идеи? Точнее, в каких-то направлениях литературы – скажем, в том направлении, которое у нас называют постмодернизмом, можно быть смелым. Все равно эту смелость воспримут как эпатаж, игру. А вот что касается так называемой серьезной литературы… Ну вот представим, что некий серьезный писатель-художник решит вывести Верховного главнокомандующего, например Великой Отечественной войны, подобного Кутузову в «Войне и мире». Такого писателя наверняка начнут обвинять в фальсификации. Или начни так же глубоко и по-честному анализировать природу мужчины и женщины, их взаимоотношения, как это сделано в «Крейцеровой сонате». Или реши описать общественную жизнь в духе «Воскресения»… Все это опасно. Тем более что слово в последнее время вновь стало обретать цену и вес, но при этом за слово нужно нести ответственность.
Каждый писатель, по-моему, берясь за работу должен быть уверен, что создаст небывалое, величайшее, способное изменить мир. Конечно, он потерпит неудачу, его произведение ничего не изменит. Но уверенность быть должна. И поражение должно вызывать желание, потребность совершить новую попытку, потом еще одну… Мы же словно бы берем пример с чеховского Тригорина, который вряд ли кокетничает, когда предполагает:
А публика читает: «Да, мило, талантливо… Мило, но далеко до Толстого», или: «Прекрасная вещь, но “Отцы и дети” Тургенева лучше». И так до гробовой доски все будет только мило и талантливо, мило и талантливо – больше ничего, а как умру, знакомые, проходя мимо могилы, будут говорить: «Здесь лежит Тригорин. Хороший был писатель, но он писал хуже Тургенева».
Сегодня подобных Тригориных множество. Правда, они скрывают от себя и других подобные мысли, но выпускают «милые и талантливые» повести и
