Конгревова ракета

земного шара. Эдуард Лимонов (человек совершенно другого уровня таланта) в 60-е годы, едва приехав в Москву из Харькова, гордо декларировал: «Мы – национальный герой!» А оказалось, что сегодняшний потенциальный писатель не просто на что-нибудь этакое не способен, он вообще боится что-либо сделать и даже сказать! ‹…› Может ли человек, не имеющий смелости сказать, что он выступает за мир, свободу и справедливость (ну или, в конце концов, против них), написать что-нибудь значимое?

Грустно как-то…

Впрочем, сложно гадать о будущем, да и опасно, тем более о будущем отдельных писателей. Все может случиться, а писатели (те, что пережили молодость) обычно живут долго. Льву Толстому и преклонный возраст не мешал быть диверсантом со взрывчаткой.

Дебютантам нулевых сегодня по двадцать-сорок лет. В 70-е в таком возрасте, как правило, к журналам и издательствам еще не подпускали, а сегодня некоторых из молодых, написавших одну-другую не очень удачную книгу, критики (в основном их же ровесники) успели объявить исписавшимися, чуть ли не похоронить… В общем-то, такая категоричность имеет право на существование: писателей следует раздражать. Раздраженный писатель способен написать что-то, что раздражит читателей. Нужно раздражаться. Слишком беспробудна сегодня снулая апатия, слишком ничтожна креветочная суета. Но жизнь встряхнет общество, встряхнет достаточно скоро, и, мне кажется, очень грубо. Лучше, если литература общество к этой встряске подготовит – не так больно будет, наверное.

2009

Закат вечной темы

Полюбить – легко, любить – сложно.

Народная мудрость

Почему сегодня серьезные писатели мало пишут о любви? Любовь, любовь… А когда писали много? По крайней мере, в России.

По прошлому

Если и писали, то в основном о любви заведомо несчастной, неразделенной, гибельной. Но и такая любовь зачастую была лишь деталью, подчеркивающей драматический путь героя (много реже – героини). Например, не будь в жизни Онегина Татьяны, не столь бы трагична получилась его судьба. То же можно сказать и о младшем брате Онегина Печорине с Бэлой, а потом с княжной Мери (там еще и Вера присутствовала), и о десятках других героев русской классики.

Вспомним Григория Мелехова. Стал бы он без Аксиньи великим литературным героем? Да нет, конечно. А так – стал. Повинный, пусть косвенно, в ее гибели, да и в гибели и преждевременной смерти всех, кроме сына и сестры, родных.

Картин счастливой любви можно вспомнить вот так, без помощи справочного материала, совсем немного… Приходит в голову, как ни странно, чета Маниловых из «Мертвых душ», которую в школе нас приучали воспринимать чуть ли не с презрением. Живут этакие голубки, пустые мечтатели, витают в облаках… А задуматься, как непросто им было сохранять это витание в дальнем имении, в замкнутом пространстве, общаясь с ограниченным числом лиц, причем не их круга. Манилов иногда выезжает в город, а жена и сыновья – в заточении. (Позже мы увидим жуткие будни таких дальних, да и не очень дальних, помещиков у Чехова. Например, в рассказах, повестях, пьесах «В усадьбе», «У знакомых», «В родном углу», «Именины», «Леший», «Дядя Ваня», «Чайка»…) И любовь, пусть и пошловатая, смешная (а какая продолжительная любовь не может показаться пошловатой и смешной?) удерживает этих, затерянных в пространствах России людей – Маниловых – от превращения в животных.

Или любовь Ильи Ильича Обломова. Нет, не к этой лицемерной, не уважавшей его Ольге, а к Агафье Матвеевне. Ведь их отношения – своего рода идеал супружества. Взаимное уважение (плюс к тому уважение Ильи Ильича к детям Агафьи Матвеевны), искренность и честность, бескорыстие, законный брак, сын-наследник…

Нет, при всем усилии вспомнить много счастливых любовей в русской литературе не получается. Чтобы он и она познакомились, вскоре влюбились, а в финале, прожив полную испытаний, но все же чистую и честную совместную жизнь, умерли.

А можно ли написать такую книгу с подробностями? Дешевое чтиво, трехсотстраничную сказку – да, а серьезное… Писателей интересовала несчастная любовь. Лев Толстой в самом начале «Анны Карениной» заявил: «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему». И тем не менее попытался изобразить пусть и не счастливую абсолютно семью, но и не несчастливую, – Левина и Кити. Но помним ли мы ее? Я встречал поклонников этого произведения, пропускавших при перечитывании страницы, ей посвященные. Их интересовала Анна, Вронский, немного меньше Облонские, муки Каренина, а Левин с Кити казались лишней линией.

Да и удалась ли Толстому эта линия в художественном отношении? Во всяком случае, она слабее, чем линия Анны, Вронского, Каренина. А иначе и не может быть. Здесь страсти, конфликты, слезы, поезд, а там – пусть и с проблемами, но размеренность и даже местами приторная благость…

Как сложится судьба Левина и Кити? Может быть, спокойно состарятся, окруженные детьми и внуками; может быть, разойдутся, разъедутся; может быть, Кити влюбится в кого-нибудь, и Левин ее убьет. Ничто не исключено. Герой «Крейцеровой сонаты», например, убил жену.

Кстати, в «Крейцеровой сонате» Толстой, наверное, первым в русской литературе попытался показать невозможность любви. Любви долгой, прочной, в браке. Да и вообще поставил под сомнение возможность сосуществования мужчины и женщины.

Пусть герой повести человек ненормальный, но у его оппонента (повествователя) нет особых аргументов для защиты брака, любви. Можно, конечно, сказать, что повесть вообще тенденциозна, но многие мысли героя заслуживают внимания… Позволю себе привести довольно