психика) людей, и чувствую, что где-то об этом читал. Ах да, у Гуцко!.. Есть у него такой дар – не то чтобы предвидеть, но уж точно замечать мелочи, которые спустя некоторое время превратятся в суть, а частная жизнь его мелковатых героев станет жизнью той общности, что называется народом.
Но, отдавая должное достоинствам нового романа Дениса Гуцко, я в то же время не могу не сказать, что не встретил тех пронзительных страниц, каких было немало в повестях «Там, при реках Вавилона» и «Без пути-следа», какими, по сути, целиком написан рассказ «Сороковины»… Эту пронзительность, когда забываешь, что читаешь литературу, на мой взгляд, невозможно выдумать, ее способен породить лишь личный опыт писателя. И тут талант лишь помогает выразить пережитое на бумаге.
Конечно, требовать от автора везде пользоваться лишь автобиографическим багажом невозможно, но тем не менее… Сегодня не только хорошей беллетристикой, но и качественной прозой никого не удивишь. Тем более у художественной литературы появляется все больше конкурентов, в том числе и разного рода нон-фикшн. И чтобы всерьез пронять читателя, поймать его на крючок сострадания, настоящего внимания, нужно нечто большее, чем умный сюжет, глубокие мысли, прозорливость, мастерский язык. Наверное, это «нечто» – все-таки ощущение абсолютной документальности. Действительные события, происходящие с действительным человеком, но записанные художественно… К сожалению, «Бета-самец» такого ощущения не оставляет – постоянно помнишь, что это литература. Хорошая, настоящая, но литература…
Практически не слышен сегодня и голос автора, такой знакомый нам по классике XIX века. Философские, лирические отступления считаются чуть ли не признаком дурного тона. Автор надежно прячется за персонажами. Не избежали этого и новые реалисты, которые в первых своих вещах не скупились, даже пиша от третьего лица, давать свои, авторские, оценки. И это насыщало тексты мыслями, смыслом.
Частная история показана и в «1993» Сергея Шаргунова. Недаром автор снабдил роман таким подзаголовком: «Семейный портрет на фоне горящего дома».
Правда, очень многие читатели из-за обложки (на ней горит баррикада и развивается флаг СССР), анонсов («книга выходит в год двадцатилетия кровавых октябрьских событий»), репутации автора (с юности разрывается между литературой и политической деятельностью) восприняли роман как произведение о событиях исключительно сентября-октября 1993 года, чуть ли не хронику. А оказалось, это история жизни трех среднестатистических людей по фамилии Брянцевы, обитающих в ближайшем Подмосковье. Горящий дом, это не Верховный Совет, а их гибнущая семья.
Начало романа, впрочем, располагает к тому, что главным в нем будет политика. В «Прологе» мы глазами юноши Пети видим некое протестное шествие и последующее столкновение с ОМОНом (
Далее – страшный пожар в Москве 24 июня 1993 года, когда заживо сгорели больше десяти пассажиров троллейбуса. Среди погибших и старушка Валентина Алексеевна, которая и выводит нас на главных героев книги – ее приемную дочь Лену, мужа Лены Виктора и внучку Татьяну.
Лена и Виктор работают в аварийке – она диспетчер, он в бригаде ремонтников. (Кстати, бригада какая-то универсальная – сначала идут ремонтировать электричество, а потом в основном чинят водопроводные трубы. Но, может, так бывает…) Автор довольно подробно описывает трудовые будни Брянцевых, часы отдыха в подмосковном доме на земле. И постепенно мы узнаем, что не всегда Брянцевы сидели в аварийке. Оказывается, Лена работала раньше в Министерстве обороны, в службе тыла, Виктор – электронщик, новатор.
Здесь, как и в романе Гуцко, мы видим сознательное опрощение героев. Но если Топилин опрощается, чтобы стать «реальным», а не «книжным», то Брянцевы опрощаются, чтобы легче жилось. Не физически, а морально. Они вовсе не герои, вот и на переезде из Москвы Виктор настаивает, чтобы не встречаться с бывшим Лениным ухажером.
Не забывая, что повествует о 1993 годе, Шаргунов, тем не менее, часто и надолго погружает читателя в биографии Брянцевых. Отлично показано детство Виктора, Татьяны (у Шаргунова вообще дар писать о детях); мы попадаем в 60-е, 70-е годы, движемся вместе с Брянцевыми через 80-е. Перетекаем в 90-е…
На первый взгляд, ни с чем исторически важным до поры до времени жизнь их семьи не пересекается. Хотя автор вводит в повествование немало документальных деталей, реальных лиц. Не обходится и без неточностей, нестыковок, на которые, например, указал в дотошной, но благожелательной статье «Фотошоп» Александр Котюсов (журнал «Нижний Новгород», 2014, № 1). Впрочем, от исторических огрехов (умышленных или случайных) не застраховано, пожалуй, ни одно художественное произведение.
Виктор и Лена несчастливы в браке. Начало тлеющей вражде положила первая брачная ночь (до свадьбы Лена, что называется,
Лена тоже находит поводы для ссор. Нет, скорее, переругиваний.
Дальнее расстояние до Москвы, оборвавшийся провод, ржавая вода, шум газового отопления, скудость в магазине, опасный гололед и непролазная грязь, грохот поездов, хулиганы в школе – все выводило их на обоюдные упреки.
Порой колют они друг друга совсем по-ребячески.
В общем-то, и различное отношение к происходящему в политической жизни объясняется привычкой друг другу противоречить. И если Виктор
