террора попала и часть номенклатуры, заставила коммунистических царей и бояр смягчить методы борьбы с неугодными и конкурентами – отправка на пенсию заменила расстрел.
Понятно, что при отсутствии автономных от государства общественных структур все управление страной сосредоточилось в руках коммунистической бюрократии. По данным ЦСУ СССР, в середине 80-х она насчитывала от 2 до 2,4 млн человек (на самом деле гораздо больше, ибо здесь не учтены работники партаппарата и работники советских учреждений). В целом качество ее было чрезвычайно прискорбным, ибо ведущий принцип подбора туда основывался не на деловых качествах или высоком уровне образования, а на верности либо коммунистической идеологии, либо какому-либо из кремлевских «кланов». Уже в 1919 г. инструктор ВЧК по Тамбовской губернии жаловался Дзержинскому, что местные коммунисты главным образом занимаются властным произволом и личным обогащением: «…пьянствуют до невозможности, отбирают у граждан, что попадет в руки… На каждом почти селе есть клуб коммунистов, в которых с пышностью помещика николаевских времен устраивают свадьбы, там же происходит картежная игра…» «Низкий уровень носителей власти» – одна из ключевых тем дневников В. И. Вернадского конца 1930-х – начала 40-х гг.: «В партии собираются подонки и воры и Тит Титычи» (ноябрь 1938 г.); «… варварство на всяком шагу. Причина ясная – слишком большое количество щедринских типов сейчас входит в партию и получают власть… Их число в смысле влияния не уменьшается, а растет. Гоголь – Островский – Салтыков схватили живучую черту. Значение этих людей даже увеличилось по сравнению с царским временем. Уровень – умственный и нравственный – партийных – поскольку я сталкиваюсь – ниже среднего» (сентябрь 1939 г.). А ведь это время, когда комчиновники находились под дамокловым мечом сталинского самодержавия, позднее, особенно с середины 1970-х, ситуация только ухудшилась: «… вся верхушка в глазах народа предстает как стяжатели – материальные и духовные расхитители страны…» (из дневника А. С. Черняева 1980 г.). Конечно же среди партийного начальства было немало дельных управленцев или хозяйственников, искренне заботящихся о народных нуждах, но не они определяли его лицо.
Партноменклатура фактически не была подотчетна гражданскому законодательству, отчитываясь только перед высшим партийным руководством. И тенденция эта определилась уже в начале 1920-х. «В январе 1923 года появилось следующее дополнение к циркуляру от 4 января 1922 года о порядке привлечения коммунистов к судебной ответственности: „Опыт последнего времени показал, что не раз при привлечении ответственных работников- коммунистов хозяйственников к судебной ответственности на суде выяснялось, что сложность хозяйственной обстановки создает в случае неумелого подхода хозяйственников к делу факты разрушения хозяйства без наличия со стороны хозяйственников злого умысла“. В результате этого суды не могли выносить иных приговоров кроме как порицаний, постановки на вид и даже оправдания… 16 марта того же года Секретариат вынес постановление о порядке привлечения к судебной ответственности секретарей губкомов и обкомов. Здесь партийный генералитет вообще выводился в особую статью. Во всех случаях возбуждения уголовного преследования против ответственных секретарей губкомов и обкомов, до судебного следствия органы должны были сообщить все материалы по делу губернскому прокурору, который, не производя никаких следственных действий, был обязан, прежде чем дать законный ход делу, направить материалы и свое заключение прокурору Республики на распоряжение и согласование с ЦК РКП(б)» (С. А. Павлюченков).
Разумеется, все более-менее крупные бюрократы воспроизводили авторитарный стиль управления верховной власти. «…Культ личности – это вовсе не только культ Сталина, личности Сталина. Ведь каждый райком, обком, крайком, партком имели своих „вождей“ и героев и насаждали тот же культ личности в соответствующих масштабах», – записал в дневнике 1956 г. С. С. Дмитриев. Единственным коррективом полновластия местных царьков еще с 1920-х гг. стала памятная нам как по Московскому царству, так и по Российской империи постоянная переброска партийных кадров с места на место, из ведомства в ведомство. «Манипуляция кадрами стала основополагающим способом партийного строительства и главным приемом в реализации принципа партийного централизма на всех уровнях возводимой пирамиды власти» (С. А. Павлюченков).
Важнейшей опорой партократии был мощный и хорошо организованный репрессивный аппарат, костяк которого составляла политическая полиция режима ВЧК – ОГПУ– НКВД – МГБ – КГБ, напрямую подчинявшаяся политбюро. Как было заявлено еще в 1919 г., «ЧК созданы, существуют и работают лишь как прямые органы партии, по ее директивам и под ее контролем». В принятом в 1959 г. Положении о КГБ при Совете министров СССР говорилось: «Комитет государственной безопасности работает под непосредственным руководством и контролем Центрального комитета КПСС». Там же была прописана систематическая отчетность КГБ перед партийными органами (ЦК КПСС, ЦК союзных республик, крайкомами, обкомами, горкомами и райкомами), «но не перед органами Советов, которым согласно Конституции принадлежала вся полнота власти в СССР» (Н. В. Петров). Замечательно, что этот документ относился к разряду совершенно секретных вплоть до 1991 г., пока не утратил силу. Ю. В. Андропов, выступая перед личным составом Высшей школы КГБ 1 сентября 1981 г., так определил функции и статус своей организации: «Советские органы государственной безопасности – это не спецслужба. Это – острый и надежный инструмент партии в борьбе с противниками социализма». В 1946 г. только 0,4 % сотрудников руководящего состава центрального аппарата МГБ (разного рода хозяйственники) не были членами (или кандидатами в члены) ВКП(б).
В 1922 г. общий штат ГПУ составлял 119 тыс. человек, включая 30 тыс. осведомителей. В 1952 г. в МГБ числилось более 543 тыс. человек. Накануне распада СССР, по данным последнего председателя КГБ В. В. Бакатина, количество его подчиненных приближалось к полумиллиону. Для сравнения – общая численность жандармского корпуса Российской империи к октябрю 1916 г. достигла только 14 667 человек. На советскую политическую полицию работала целая армия секретных сотрудников, пронизывающая все сферы жизни страны. Подполковник в отставке Н. А. Коваленко рассказывает в своих мемуарах, как его, только что призванного на военную службу юношу, в 1940 г. завербовали в «сексоты» НКВД, а позднее выяснилось, что из его группы в 50 человек «сексотами» оказались еще пятеро, то есть «из 50 человек шесть сексотов. Я подсчитал, сколько же сексотов в пятимиллионной Красной Армии. Получилось
