шестьсот тысяч». Разумеется, это расчет, сделанный «на глаз», но некоторое приблизительное представление о масштабах «стукачества» в сталинском СССР он дает. В 1968 г., по официальным данным, агентурный аппарат КГБ насчитывал около 260 тыс. негласных сотрудников.
Работа «органов» проходила в строжайшем секрете. Подбор кадров был весьма тщательным. «…В полном соответствии со своим исключительным положением, „органы“ сами выбирали, кого пригласить к себе на работу, а кого нет… Из года в год, с завидной регулярностью в ЦК компартий рес пуб лик, обкомы и крайкомы из ЦК КПСС спускались разнарядки – сколько человек следует отрядить на учебу в чекистские школы с последующим направлением на руководящую работу в госбезопасность… Что же касается пополнения органов госбезопасности рядовыми сотрудниками, то здесь целенаправленная работа проводилась управлением кадров КГБ и отделами кадров местных УКГБ по подбору кандидатов на работу среди студентов высших учебных заведений… О том, чтобы кто-то был принят на оперативную работу в КГБ по собственной инициативе, конечно же, не могло быть и речи. Ясно и доходчиво это объяснили будущему президенту России В. В. Путину в Ленинградском КГБ, куда он обратился в романтическом юношеском порыве с просьбой принять его на службу: „Инициативников не берем“» (Н. В. Петров).
Разрушение общества
Подобно самодержавию, компартия не терпела ничего, что претендовало хоть на малейшую политическую субъектность. Еще в Гражданскую вне закона оказались все «буржуазные» партии. Затем пришла очередь левых. В 1921 г. репрессии обрушились на анархистов. В 1922–1923 гг. были разгромлены эсеры, по итогам выборов в Учредительное собрание 1918 г. – самая популярная партия в России. В 1931 г. прошел последний крупный показательный процесс над меньшевиками.
В 1920—1930-х гг. продолжалось систематическое изничтожение русской интеллигенции, которую пока еще не удалось окончательно поставить на колени и которая пыталась оппонировать новой власти в духе протестов либеральной общественности накануне революции 1905 года. Скажем, на Всероссийском агрономическом съезде (март 1922 г.), по мнению компетентных органов, «общественная агрономия показала себя противником Советской власти и сторонником восстановления буржуазного порядка». В мае того же года на 1-м Всероссийском геологическом съезде была принята следу ющая резолюция: «Русские ученые остро чувствуют гражданское бесправие, в котором пребывает сейчас весь народ, и полагают, что уже наступило время для обеспечения в стране элементарных прав человека и гражданина, без чего никакая общеполезная работа и, научная прежде всего, не может протекать нормально».
Но длань красного самодержавия оказалась куда тяжелей, чем у самодержавия романовского. Постановление политбюро «Об антисоветских группировках среди интеллигенции» от 8 июня 1922 г. гласило, что отныне «ни один съезд или всероссийское совещание спецов (врачей, агрономов, инженеров, адвокатов и проч.) не может созываться без соответству ющего на то разрешения НКВД РСФСР. Местные съезды или совещания спецов разрешаются губиспол комами с предварительным запросом заключения местных отделов ГПУ (губотделов)». ГПУ предписывалось «произвести… перерегистрацию всех обществ и союзов (научных, религиозных, академических и проч.) и не допускать открытия новых обществ и союзов без соответствующей регистрации ГПУ. Незарегистрированные общества и союзы объявить нелегальными и подлежащими немедленной ликвидации». ВЦСПС было предложено «не допускать образования и функционирования союзов спецов помимо общепрофессиональных объединений, а существующие секции спецов при профсоюзах взять на особый учет и под особое наблюдение. Уставы для секций спецов должны быть пересмотрены при участии ГПУ. Разрешение на образование секций спецов при профобъединениях могут быть даны ВЦСПС только по соглашению с ГПУ». Политотделу Госиздата совместно с ГПУ надлежало «произвести тщательную проверку всех печатных органов, издаваемых частными обществами, секциями спецов при профсоюзах и отдельными наркоматами (Наркомзем, Наркомпрос и пр.)». Первостепенное внимание в цитируемом документе уделялось высшей школе – было решено «в целях обеспечения порядка в в[ысших] у[чебных] заведениях образовать комиссию из представителей Главпрофобра и ГПУ (…) и представителей Оргбюро ЦК для разработки мероприятий по вопросам: а) о фильтрации студентов к началу будущего учебного года; б) об установлении строгого ограничения приема студентов непролетарского происхождения; в) об установлении свидетельств политической благонадежности для студентов, не командированных профессиональными и партийными организациями и не освобожденных от вноса платы за право учения… Той же комиссии (…) выработать правила для собраний и союзов студенчества и профессуры». 23 ноября ГПУ издало циркуляр своим органам по работе в вузах с тем, чтобы на каждого профессора и политически активного студента составлялась личная картотека, формуляр, куда бы систематически заносился осведомительский материал.
Несколько позднее в сфере особого внимания советской политической полиции оказались школьные учителя. «Как отмечалось в докладной записке, подготовленной в 1925 году ОГПУ для Сталина, „в отношении учительства… органам ОГПУ, несомненно, предстоит еще много и упорно работать“. Секретный циркуляр по ряду регионов страны от 7 августа 1925 года фактически объявил чистку и предписывал немедленно приступить к замене нелояльных к советской власти учителей школ выдвиженцами, окончившими педагогические вузы и техникумы, а также безработными педагогами. „Замену“ учителей предписывалось проводить через особые „тройки“ в совершенно секретном порядке. На каждого учителя конфиденциально составлялась характеристика. Сохранились несколько протоколов заседаний комиссии по „проверке“ учителей Шахтинского округа с сентября по декабрь 1925 года. В результате из 61 подвергнувшегося проверке учителя 46 (75 %) были сняты с работы, 8 (13 %) – переведены в другую местность. Остальных было рекомендовано заменить или не использовать на данной работе» (Н. А. Белова).
В августе – сентябре 1922 г. на пресловутых «философских пароходах» были высланы за границу более ста выдающихся русских интеллектуалов. В конце 1920-х – начале 1930-х гг. практически одновременно произошел разгром едва ли не всех видов интеллигенции – инженеров (Шахтинское дело, дело
