«пополнение именно русское и обученное, ибо оно пойдет немедленно в работу» и недвусмысленно потребовал от командующего СКВО генерала В. Н. Курдюмова очистить части округа от «кавказцев» (выражение самого Мехлиса) и заменить их военнослужащими русской национальности.
Начальник политотдела Северной группы войск Закавказского фронта бригадный комиссар Надоршин доносил начальнику Главпура А. С. Щербакову: «В результате запущенности воспитательной работы с личным составом, плохого изучения и знания людей, в результате отсутствия элементарной работы по сколачиванию подразделений и подготовке их к участию в боях состояние большинства национальных дивизий до последнего времени было плохое. В частях этих дивизий имелись массовые случаи дезертирства, членовредительства и измены Родине. Две национальные дивизии – 89-я армянская и 223-я азербайджанская – по своей боевой подготовке и политико-моральному состоянию личного состава были признаны небоеспособными и отведены во второй эшелон. 223-я дивизия, не вступив еще в бой и только находясь на марше для занятия участка обороны, показала свою небоеспособность. На этом марше из частей дивизии дезертировало 168 человек одиночками или группами, унеся с собой оружие и боеприпасы. 89-я дивизия с первых же дней боев при незначительном столкновении с противником дрогнула, растеряла много людей, техники и оружия и также показала себя неспособной выполнить хоть сколько-нибудь серьезную задачу… Аналогичное положение вскрыто сейчас и в 392-й грузинской дивизии».
А вот воспоминания на ту же тему известного советского поэта Б. А. Слуцкого, с осени 1942 г. – инструктора, с апреля 1943 г. – старшего инструктора политотдела 57-й дивизии: «Оглядевшись и прислушавшись, русский крестьянин установил бесспорный факт: он воюет больше всех, лучше всех, вернее всех… Уже к концу первого года войны военкоматы выволокли на передовую наиболее дремучие элементы союзных окраин – безграмотных, не понимающих по-русски, стопроцентно внеурбанистических кочевников. Роты, составленные из них, напоминали войско Чингиза или Тимура – косоглазое, широкоскулое и многоязычное, а командиры рот – плантаторов и мучеников сразу, надсмотрщиков на строительстве вавилонской башни на другой день после смешения языков. Офицеры отказывались принимать нацменов. Зимой 1942 года в 108-ю дивизию подбросили пополнение – кавказских горцев. Сначала все были восхищены тем, что они укрепляли на ветке гривенник, стреляли и попадали. Так в то время не стрелял никто. Снайперов повели в окопы. На другой день случайная мина убила одного из них. Десяток земляков собрался возле его трупа. Громко молились, причитали, потом понесли – все сразу. Начались дезертирства и переходы. Провинившиеся бросались на колени перед офицерами и жалко, отвратительно для русского человека, целовали руки. Лгали. Мы все измучились с ними. Нередко реагировали рукоприкладством. Помню абхазца с удивительной японской фамилией, совсем дикого, который ни в какую не хотел служить. Трудно было пугать прокуратурой людей, не имевших представления об элементарной законности. Абхазец по-детски плакал, выпрашивал супу на дальних кухнях. Командиры рот в наказание получали его поочередно».
Как следствие, «большая часть (55,4 %) созданных на рубеже 1941–1942 гг. национальных соединений были расформированы, не успев принять участия в бою… Из среднеазиатских соединений были расформированы 80,6 % соединений»; в целом ряде дивизий «удельный вес военнослужащих кавказского происхождения целенаправленно сводился к минимуму путем перебросок личного состава, нередко очень масштабных… Из 61-й стрелковой дивизии в августе 1942 г. распоряжением Генштаба были предварительно изъяты 3736 армян, 2721 азербайджанец, 510 дагестанцев. Образовавшийся некомплект покрывался за счет русских, украинцев, белорусов…» (А. Ю. Безугольный).
Более того, «советское руководство было вынуждено пой ти на беспрецедентный шаг – полностью отказаться от призыва на действительную воинскую службу и направления в действующую армию военнообязанных из числа местного населения из республик Средней Азии, Закавказья и Северного Кавказа… Общее число национальностей СССР, не призывавшихся в армию, в конце 1943 г. достигло 43, что практически один к одному совпадало с числом (45 национальностей), не призывавшихся в армию в царской России…» (Т. А. Дмитриев).
Отсюда значительно более низкие боевые потери этих народов. Так, «потери осетин… в 1,7 раза ниже их удельного веса среди населения Советского Союза; кабардинцев и балкарцев – в 3,3 раза; дагестанцев – в 3,9 раза; чеченцев и ингушей – более чем в 11 раз. Напротив, это соотношение у русских составило 1,13:1. Существенно ниже относительные потери среднеазиатских и закавказских народов…» (А. Ю. Безугольный).
Растоптанная победа
Победа в войне возбудила надежды, что за ней последует либерализация режима. «Мне думается, что народ, способный на такой внемасштабный подъем, одерживающий такие победы, сумевший за два года так научиться воевать, должен исторически получить вознаграждение, должен сам выбирать формы своей жизни; он завоевал себе право на полную свободу, на уничтожение крепостного права, колхозов и пр.», – записала в дневнике в январе 1944 г. Л. В. Шапорина. Генерал-полковник В. Н. Гордов говорил жене, что когда он проехал по стране в качестве депутата Верховного Совета, то увидел, в какой нищете и лишениях там живут люди, понял, что Сталин «разорил Россию, ведь России больше нет», и «совершенно переродился»: «Я убежден, что если сегодня распустить колхозы, завтра будет порядок, будет рынок, будет все. Дайте людям жить, они имеют право на жизнь, они завоевали себе жизнь, отстаивали ее!»
Но после войны русские получили в красочной упаковке велеречивого сталинского тоста, где они были названы «наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза», только новый страшный голод, усиление колхозного рабства, репрессии против военной и партийной элиты. В 1946–1952 гг. были арестованы и привлечены к суду несколько маршалов, адмиралов, десятки генералов и офицеров, троих из них – маршала Г. И. Кулика, упомянутого выше В. Н. Гордова и генерал-майора Ф. Т. Рыбальченко, который тоже вел крамольные разговоры, – расстреляли. В опале оказался даже символ Победы – Г. К. Жуков.
30 сентября 1950 г. в Ленинграде были приговорены к расстрелу: член политбюро ЦК ВКП(б), заместитель председателя Совета министров СССР,
