Остальные разделились. Кое-кто ушел в Малую Азию. Большинство перебралось в низовья Дуная и на Днестр, где уже обосновались более ранние переселенцы.
В здешних местах сложилась и другая община старообрядцев, бежавших из России, – липоване. Некрасовцы поселились с ними, но не смешивались, презрительно называли их «дунаки», «мужики». Сами они, как казаки, традиционно не занимались землепашеством. Считали достойными занятиями только военное дело, рыболовство и охоту. Фирманом султана некрасовцам были выделены земли. Центром войска стало село Верхний Дунавец на реке Дунаец. Высшим органом был общий круг, выбиравший атамана. В селах выбирались станичные атаманы. Появился даже свой епископ Анфим. Но вскоре выяснилось, что он самозванец, и некрасовцы утопили его в Днестре. В военном отношении «игнат-казаки» были подчинены сераскиру Бабадага, охраняли границу, несли службу в подунайских крепостях. Из них состоял и особый отряд личной гвардии султана, которому было разрешено построить в Стамбуле свою церковь.
А после того как в 1775 г. была упразднена Сечь, на турецкой территории появились запорожцы. Они группами кочевали под Очаковом, на Тилигуле, в Молдавии, к ним присоединялось много беглых крестьян из Малороссии, и паша Очакова доносил, что их количество достигало 12 тыс. В 1778 г. султан принял запорожцев в свое подданство. Для поселения им выделили село Кучурганы в низовьях Днестра, они принесли присягу. Легенда гласит, что казаки схитрили: во время присяги высыпали в сапоги родную землю, которую носили в ладанках, и клялись: «На чьей земле стоим, тому и присягаем». Но это, конечно же, только сказка. Ее придумали казаки, вернувшиеся в Россию.
А в то время сечевики и сами еще не определились насчет дальнейшей судьбы. У некоторых возникла идея перейти на службу Австрии. Запорожцы слышали о сербских граничарах, которым предоставлялись значительные права автономии. Вот и возникла задумка, чтобы их взяли на подобных условиях. Заслали гонцов, повели переговоры с австрийской администрацией. Выставили свои условия о самоуправлении, сохранении запорожских традиций и обещали привести 8 тыс. казаков. Однако австрийцы отнюдь не спешили ухватиться за подобные предложения. Торг шел долго, требования казаков отводились. Лишь в 1785 г. последовало согласие. Но за сторонниками этого плана последовали отнюдь не все запорожцы. А среди тех, кто решился совершить очередной поворот своей судьбы, австрийские власти устроили жесткий отсев. Брали только молодых и крепких, остальных отсылали прочь.
Приняли всего 1–1,5 тыс. человек. Идея нести службу, как в Сечи, с собственным оружием и снаряжением, отпала сразу. У большинства не было не только оружия, но даже приличной одежды. Им выдали австрийские ружья, австрийские мундиры и послали на турецкую границу, в Банат и Бачку. «Самоуправление» ограничилось тем, что нескольким старшинам присвоили младшие офицерские звания. А над ними поставили немецких или хорватских начальников. Никакой «новой Сечи» им создавать не позволили. Распределили по 150–160 человек по разным местам: Нови Сад, Титель, Ковель, Панчево. Да и сведения казаков о вольной жизни сербских граничар оказались очень устаревшими.
Еще в 1735–1748 гг. князь Гильдбурхаузен провел на австрийском войсковом кордоне реформы, лишившие граничар всякой автономии. Их служба приближалась к армейской, насаждалось католичество. В ближайшей войне между австрийцами и турками, в 1788–1791 гг., часть здешних запорожцев погибла в боях. А остальные, испытав такие разочарования, сбежали обратно к туркам.
Тех сечевиков, которые остались в Османской империи, в 1787 г. привлекли к войне против России. Мы уже рассказывали, как их отряд использовали в качестве приманки при десанте турок на Кинбурн. Прочих запорожцев вместе с некрасовцами включили в состав иррегулярного корпуса Селима и Бехты- Гиреев. Но война вызвала расслоение. Отделились запорожцы, не пожелавшие участвовать в боях против братьев, вернулись в Россию, вступали в Черноморский Кош. Раскололись и некрасовцы. И в прошлой, и в этой войнах с турками русские войска прорывались на Дунай. Селения «игнат-казаков» попадали в зону боевых действий и серьезно пострадали. А по новому мирному договору граница передвинулась на Днестр. Часть некрасовцев стала перебираться вглубь Турции – в Анатолию, на острова Майнос и Эйдос.
Однако многие приднестровские некрасовцы отказались эвакуироваться (тем более что при Екатерине II старообрядчество было разрешено). Они приняли российское подданство, некоторые вступали в Бугское, Екатеринославское казачьи войска. Впоследствии общины некрасовцев наряду с обычными старообрядцами отмечались в приднестровских селах Слободзея, Собручи, Гура-Роже, Маяки, где они получили статус государственных крестьян. Но… для тех, кто сохранил верность Турции, они перестали быть «некрасовцами». Ведь они нарушили один из «заветов Игната» – никогда не возвращаться в Россию.
А запорожские эмигранты, когда граница переместилась, потеряли выделенные им земли. Султан отвел им новые места поселения – в дельте Дуная, разрешил построить Сечь в селе Катерлез на реке Дунаец. Теперь две казачьи общины очутились по соседству. Одна состояла из некрасовцев и липован. Но и во второй, запорожской, были не только казаки. На турецкой территории скрывались и беглые крестьяне, дезертиры, преступники. Большинство из них не было старообрядцами. Поэтому они примыкали не к некрасовцам, а к запорожцам. Хотя и здесь казаками становились не все, многие просто заводили крестьянское хозяйство, занимались каким-нибудь ремеслом. Для этой категории запорожцы переняли турецкое слово «райя». В Османской империи оно означало «тягло», податное сословие. Но имело и презрительный смысл: «быдло». В таком значении турецкие воины именовали «райей» подданных христиан.
А положение христиан в османских владениях к концу XVIII – началу XIX в. значительно ухудшилось. Прежде Валахия и Молдавия жили автономно, только выплачивали султану дань. После всех измен господарей ужесточался турецкий контроль. Когда начались периодические войны с Россией, на Дунае стало расти количество османских гарнизонов, их численность. Простонародье попадало под гнет и своих феодалов, и турецких чиновников, терпело
