черновых отрывков, приводимых в комментариях.
Все тексты подборки приблизительно датируются летом 1988 г. – временем работы над семичастным циклом, который носил рабочее название «Сны для Марии» и впоследствии преобразовался в цикл «Прекращение огня», вошедший в книгу «Праздник» (1993). Судя по сохранившимся планам, в цикл «Сны для Марии» предполагалось включить следующие стихотворения, чей порядок расположения варьировался: «Манускрипт» (рабочее название стихотворения, которое после множества переработок превратилось в короткий текст «Приводит Аноним…»[149], открывающий книгу «Праздник»), «Елена играет на лютне» (впервые публикуется в первом разделе наст. изд.), «Когда умирал…», «Дама с горностаем», «Сон о цвете плаща», «Памятник», «Когда зажгут…» (пять последних вошли в цикл «Прекращение огня»[150]). Большинство редакций <1> включают в себя, с теми или иными вариациями, две строки, до которых весь текст в конечном итоге и был сокращен: последняя редакция (<1o>) – это и есть вышеупомянутый «Памятник». <2a – n> является далеким прототекстом «Дамы с горностаем», беловой текст которой приводится в качестве последней редакции (<2o>). <3>, после ряда преобразований, было редуцировано к собственной первой строфе – «Когда зажгут…», которая вошла в цикл как самостоятельное стихотворение (см. последнюю редакцию – <3f>). Заведомо неоконченное <4> некоторыми своими мотивами, хотя, кажется, отнюдь не главными, пересекается со «Сном о цвете плаща», а также с <1> (см. комментарий к наст. публ.).
Черновые редакции стихотворений «расформированного» цикла «Сны для Марии» позволяют понять и его название, и, встречным образом, его состав: мотивы сна эксплицитно звучат в «Приводит Аноним…», «Когда умирал…», «Елена играет на лютне», «Даме с горностаем» и «Сне о цвете плаща»; содержались они и в прототекстах «Памятника» и «Когда зажгут…» (см. <1c – e> и <3a – e> соответственно) [151].
Все тексты записаны на отдельных листах, не скрепленных между собой и непронумерованных. Ни в одном из автографов не проставлена дата. Ввиду всего этого последовательность редакций во многих случаях далеко не ясна.
Относительно <1> можно предположить, что редакции <1a – d> составляют, условно говоря, старшую линию развития текста (<1a> и <1b> записаны на одной странице одна под другой; существенно развернутая по сравнению с ними <1d> – на обороте этой страницы, а также отдельно и, видимо, позднее, на бумаге другого типа; <1с> – отдельно на бумаге первого типа; таким образом порядок возникновения <1c> и <1d> остается дискуссионным), а все редакции начиная с <1e> – независимую от нее (композиционно и риторически) младшую, с пониженным уровнем нарративности, и что работа над обеими линиями, возможно, на каком-то этапе шла параллельно. Последовательность редакций младшей линии несомненна, пожалуй, только в тех случаях, когда автографы соседствуют на одной странице. Так, на одной странице, одна под другой, записаны <1e> и <1f>, <1g> и <1h>, <1k> и <1l>, <1m> и <1n> соответственно. <1i> записана на обороте страницы с одним из двух имеющихся автографов <1d>.
Последовательность редакций <2> тоже во многом гипотетична. <2a> и <2b> записаны каждая на отдельной странице; <2c> и <2d> – одна под другой на одной странице; на обороте – <2e> после трех отрывков (см. коммент. к <2e>); на одной странице, одна под другой, записаны <2f> и <2g>, <2j> и <2k> соответственно; <2i> записана на отдельной странице после двух отрывков (см. коммент. к <2i>); на обороте – <2l>. Общий порядок расположения редакций <2> является моей реконструкцией.
Порядок расположения редакций <3> выбран отчасти интуитивно. Это относится к хронологическому отношению, во-первых, между <3a> и <3b – c>, во-вторых – между записанными на двух сторонах одного листа <3b> и <3c>. Благодаря динамике изменений в заключительной строфе можно с уверенностью утверждать, что <3d – e> возникли позднее, чем <3a – c>, а <e> – позднее, чем <3d>.
Обе редакции <4> расположены на обороте страницы с двумя редакциями <2> (<2е> и <2f>). Возможно, в дальнейшем предполагаемая последовательность редакций <1> и <2> будет скорректирована на основе их группировки по трем основным типам бумаги, на которой Генделев писал в этот период, в сочетании с анализом черновых редакций других стихотворений цикла, записанных по соседству. Но эта задача не укладывается в формат настоящей публикации, да и видится преждевременной на столь раннем этапе изучения генделевских бумаг, в преддверии комплексного анализа материалов из разных частей архива.
Пунктуация в автографах Генделева очень произвольна, но я старался по возможности придерживаться ее. Столь же непоследовательно в рукописях делается выбор в пользу строчной либо прописной буквы в начале стиха, к тому же зачастую неотличимых друг от друга. В начале текста (при наличии точек в середине его) и после точки я всюду унифицировал написание в пользу прописной буквы. Иногда предметом эдиционной дилеммы было наличие либо отсутствие строфораздела; в таких случаях я склонялся к первому из двух вариантов. Сверхсхемные стихоразделы, дробящие стих, первоначально записанный в одну строку, в публикации учтены, но в комментарии не отражены. Корректировка авторской орфографии оговаривается в комментариях выборочно. Проставленные перед некоторыми редакциями <1>, <2> и <3> номера, обозначающие позицию в составе цикла, в публикации не приводятся. Вставки, вписанные поверх первоначального текста, как правило, интегрированы в него без специальных оговорок.
Предлагаемая подборка представляет собой уникальный фрагмент необозримого и вместе с тем никогда не существовавшего в один и тот же период времени массива утраченных рабочих материалов, поскольку Генделев, с одной стороны, создавал множество черновиков на пути к беловому тексту стихотворения, а с другой – периодически от них избавлялся. Опубликованные же стихи он почти никогда не правил [152]. Таким образом, нынешняя публикация дает читателю возможность на считаных уцелевших примерах представить с возможной полнотой
