показалось подозрительным в их приезде, что-то насторожило. Но меня уже вели по гравию к строению «санатория». Вдоль березок. Почти под локотки. Сзади плелся Хачик. Меня познабливало, то ли с похмельица, то ли от страха, то ли от любопытства. Пожалуй, все-таки с бодуна. «Санаторий» был тих и пустынен.
– Пока – со мной в номере! Вечером тебя увезут.
Хачик говорил со мной кисло-официально.
Я толкнул дверь: номер как номер. Вполне советское гостиничное великолепие задрипанного мотеля под Хадерой… Но ах! – какие красотки! И тут меня осенило! А ведь те куклы сидели в львовском автобусе, а эти вышли из «Икаруса».
Захлопнув дверь, Хачик подпрыгнул, оживился и вытащил бутылку коньяка:
– Спасемся? А то – я уже засох, как веточка…
– А.? – сказал я.
– А. – потом, – отрезал Хачик. – Забросим в клюв?
Запивали водичкой, вполне железистой. В душе у стока сидел рослый таракан.
– Ты из номера без меня не высовывайся. Хавать пойдем вместе. Здесь весело. Скоро можно будет начинать: в бильярд играешь?
– А то?
– Ну, тогда забросим в клюв. Для меткости.
– А то? – сказал я.
Запили водичкой. Я подошел к стеклянной двери и вышел в лоджию. К зданию санатория тянулись цепочки красавиц… Шли по трое крупные дяди. Судить по привизгам по этажам – там уже начиналась настоящая жизнь настоящих людей. В номер постучались.
– Антре, – сказал я.
Вошла Патриция Каас. Или это была Бо Дерек. Я их путаю.
– Блин, занято! – произнесла Бо Дерек ПТУшным контральто.
– Ничего-ничего. Мы потеснимся! – разлетелся я.
Хачик уже спал, разбросав хобот по подушке.
– Перебьется, – отрезала прелестница. – Вы чьи? Кононовские?
– Я, знаете, сам по себе. Меня зовут Михаэль… А вас?
– Перебьешься, – сказала девушка из песни. Но уже снисходительнее. – Алка, здесь кононовские, – крикнула она в коридор.
– Ты что, лоханка?! Кононовские в оранжерее, где раньше столовка была! Около холма для презентаций… – донеслось из коридора.
В номер вошла еще одна Бо Дерек. Или Патриция Каас. У меня совсем голова пошла кругом от воодушевления.
– Присаживайтесь, сударыня, – гаркнул я. – Позвольте ваш багаж!
Дивы поставили пакеты на трельяж. Я предложил им сигареты, длинный «Бродвей».
– Армянские, – узнала, рассматривая пачку, Алла Дерек.
Я покосился на набирающего силу храпа Хачика… Возражать побоялся. Девушки вытащили по пачке поддельного «Ротманса» и задымили. На меня внимания обращалось немного, но зато пристальное, невзначай. Сидели они картинно, с оттяжкой носка, сигарета на отлете. Им здесь начинало нравиться, не говоря уж обо мне.
– Хорошо бы не сауна, – выговорила первая светски. Меня они явно принимали за своего. – Обрыдло.
– Во-во! В сауне я борзею…
– А как вы борзеете в сауне? – (весь – внимание!) подхватил я планирующую беседу, не давая ей лечь на крыло.
– А! мочалки… – вдруг обнаружился, не открывши глаз, Хачик и опять захрапел.
– Ты по полной программе? – спросила Райка (Патриция Бо).
– А что в программе?
– С ночевкой? Ты что в натуре – новенький?
– У меня тут один разговорчик, и я вас, отличницы, покину. К вечеру. Я по делу тут. В натуре. – Я выпятил грудь. И не дожидаясь вопроса, индифферентно так, рассчитанно ляпнул: – Вот с А. поговорю, и меня отвезут…
Шлюхи встали, забыв одернуть юбчонки, взяли механически пакеты и обеими руками прижали к животу. И страшно на меня посмотрели. Четыре пустых блюдца с голубыми ободками.
– Чего ж вы вскочили? Присаживайтесь.
– Мы пойдем. Вы нас извините… Ага?
– Ложись, – сказал Хачик. – Клара, с-сука, поймай муху…
– Мы уже идем, да? – пролепетала Paйка.
