Он должен:
Быть начитан, образован.
Опрятно, но не вызывающе одет.
Получить высшее образование, приобрести профессию, не любить участвовать в ралли.
С уважением относиться к родителям всегда.
Жениться на еврейке. Уметь отказывать себе в дорогих и необязательных удовольствиях: пиво, городки.
Ночевать дома.
Не ругаться матом.
Не вступать в конфликт с властями, не его это дело, сами разберутся.
Не афишировать источники доходов семьи, не хвастаться достатком, быть поскромнее.
Назвать своего первенца по возможности Александр, в крайнем случае Михаил или Борис.
Навещать могилы дорогих родственников и не хихикать при слове «йорцайт» и т. д.
Он не должен:
Пить, курить, хулиганничать.
Бросаться в глаза, привлекать внимание, быть стилягой.
Служить в армии, заниматься тяжелым физическим или опасным трудом верхолаза.
Ходить по девкам, заводить внебрачных детей в Токсово.
То же, но на гойке.
Быть мотом и гулякой, в сомнительной компании болтаться по танцулькам.
То же, но наоборот.
Ругаться матом. При детях.
Участвовать в сомнительных предприятиях радикальной оппозиции, лезть на рожон. Сидеть в тюрьме.
Сообщать, что папа – старший товаровед. Всем. Можно вытатуировать на груди: «Папа – товаровед». И клинок со змеей.
Сына – Менделем, дочь Басей. Дочь от любовницы – Фатимой Лазаревной.
Креститься на купола и в лоск напиваться на Троицу. Играть на трембите.
И т. п.
(А теперь скажите мне, что я антисемит…)
Что же делать, так меня воспитали. Точнее – так меня воспитывали: 43 года назад так было принято, когда папа принес пакет со мной из Снегиревки.
Что из всего этого получилось – дело десятое. Ничего хорошего, конечно, не получилось – исходный материал был с брачком, не первоклассный. Но мама с папой очень старались.
«И ничто меня не убедит, никакие аргументы критики, что провинциальную беллетристику Н.Н. или полудилетантские сочинения М.М. можно поставить в ряд с прозой А. Битова или поэзией, например, А. Кушнера, В. Сосноры (…..). Что Иегуда Амихай, Давид Авидан или Ханох Левин могут составить конкуренцию (и по культуре письма и по тематике) писателям России. Что Израиль способен воспитать фигуры масштаба Аверинцева, Эйдельмана, Белинкова. Оставьте! Право же, неловко тем, кто хоть частично испытал прикосновение к Великой Русской Культуре, и выслушивать подобные рассуждения». 1977, август, Бат-Галим.
Н.Н. и М.М. – довольно посредственные литераторы, жившие в то время и живущие по сей день в Израиле и писавшие (-шущие) по-русски. А подпись под письмом в редакцию журнала не то «Сион», не то «Время и мы» – М. Генделев. То есть моя подпись. Хорошо, что не отправил, правда… Нашел, разбирая бумажные завалы. Испытал ощущение «у-у-ффф».
Сколько мне лет понадобилось, чтобы не сглатывать комок при скандировании Символа Веры – «Beликая Русская Литература»? И труда сколько.
Жизнь? Полжизни? Сколько лет мне, сочинителю по-русски, понадобилось, чтобы врубиться, что литература вообще не Самое Главное в жизни, как учит Beликая Русская Литература! И что чем меньше этой самой литературы в жизни, тем как-то поздоровее будет. И литератору и его близким. А место литературы – в литературе. А каждой местной – в мировой.
Сколько я истрепал чужих и своих нервов, пока разучился судить Израиль по законам Руси советской. Расхотелось – да и то не до конца. А просто привык судить Израиль по законам Израиля. Потому что другим законам он почему-то не подчиняется.
Научился я чему-нибудь в свои 43 года?
Чему-нибудь. А именно: чужой израильский опыт – ни к черту не годится. А свой израильский опыт пригождается, конечно, но, как правило, тогда, когда его уже не к чему приложить. Как говорят французы: «Штаны дарят, когда уже задницы нет». А еще я выучился злому любопытству. Интересно посмотреть, как вы отреагируете на мое предложение. Попробуйте прожить с вышеприведенным кодексом молодого еврейского человека в Израиле. Вперед.
