Если бы всё можно было списать на помутнение рассудка… Но нет, я была в здравом уме, оттого и помнила всё до мельчайших деталей. Тот короткий миг, сделавший меня победителем.
В коридоре на втором этаже мне встретились две гимназистки лет двенадцати. Позже я узнала, что их зовут Ева Гюнст и Симона Вильхельм. Судя по их разговору, они опоздали на урок. Сперва я опешила – появление нежеланных свидетелей никак не входила в мои планы. Прятаться уже было поздно, да и девочки меня заметили.
– А, добрый день, – поздоровалась я, хищно улыбнувшись.
Они меня явно не узнали – я была одета в плащ с капюшоном, скрывавшим моё лицо.
Ева и Симона сами опешили, не зная, что предпринимать. Я же взяла инициативу в свои руки и вскоре схватила Симону за горло и, угрожая ножом, прошипела:
– Тише, тише, девочки. Не кричите, будьте паиньками, и всё будет хорошо.
Но Ева и Симона даже и не подумали, что можно начать звать на помощь, что прервало бы всю резню в зачатке. Но похоже, страх парализовал их настолько, что они и не подумали что-то предпринять, а пошли со мной, как агнцы на заклание. Я провела обеих в уборную, где, закрыв дверь, мгновенно перерезала Симоне горло. Потом настала и очередь Евы. Она, похоже, тоже не успела опомниться, когда я буквально проткнула её ножом. Это были первые жертвы.
«Эх, девочки, не опоздай вы на урок, может и в живых остались бы», – с некоторым сожалением подумала я.
Вот теперь всё и выглядело так, словно волчица ворвалась на скотный двор и режет безнаказанно телят.
– …в коридоре было многолюдно, – продолжала я свой монотонный рассказ, расхаживая в сопровождении полицейских. – Ну, там потом один человек мне навстречу вышел… Я его ударила…
– Так, уточните-ка, Зигель, чем вы наносили удары?
– Ножом, – был ответ.
– Ножом… Хорошо, каким ножом?
– Охотничьим.
– Так… Как вы наносили удары?
Заметив мой ступор он вызвался объяснить:
– Ну вот я стою, на мне покажи!
– Ну… Раза три, – я проделала рукой движения, указывая, как и куда я ударила незнакомца.
– Били наотмашь или целенаправленно?
– Ну… В шею.
– Так, с какой целью вы нанесли удары?
– Убить, наверное…
Всё выглядело, будто суфлёр подсказывает забывчивому актёру его реплики – я вела себя заторможено, выглядела местами даже глуповатой, а он будто уже знал полную картину преступления, и теперь лишь ждал, когда я подтвержу его догадки и знания. Не был исключением и этот пасмурный ноябрьский день.
– Так, Зигель, может всё же продолжим разговор? Я сравнил протоколы допросов вас и ваших знакомых, и я нашёл много нестыковок. Почитайте, вот протоколы допроса ваших одноклассниц, я думаю, вам есть, что сказать по этому поводу.
Придётся читать – всё равно он не отстанет. Я взяла в руки сшитые листы и только начала вчитываться, в кабинет постучали.
– Ну что там опять? – начал раздражаться Дитрих, вертя в руках коробку с папиросами. – В чём дело, Вольф? – спросил он у полицейского.
– Можно вас на пару слов?
– Ладно, – ответил Дитрих. – Только долго не смогу.
Он поднялся из-за стола и вышел, оставив только конвойного, чтобы присмотрел за мной. Показания выживших одноклассниц были весьма однообразны – они практически не упоминали о том, кто и как мешал мне жить. Как-то резко они память потеряли! Ну да, Хильда Майер и Марен Кюрст мертвы, с них уже не спросишь. Но вот предпоследний протокол, где значилось имя Симоны Кауффельдт, меня насторожил: Симона слыла в классе ученицей порядочной, не конфликтной, всегда говорила открыто и прямо о том, что видела и что знает.
Я чувствовала, как меня пробирает дрожь, ведь я вновь пережила всё, что было со мной в школе – Мила и Сара были единственные, кто относился ко
