невозможно. К моему сожалению, сгорели только вещи, разложенные мною на парте и внешняя поверхность парты. Огонь не успел перекинуться на пол, и всё остальное осталось целым.
Кто-то распахнул все окна, и в классе сразу стало очень холодно. Наша классная дама была почти в обмороке. Толку от неё никакого не было. Несколько старших учениц под руководством учителя ботаники отпаивали её в уголке успокаивающими каплями. Фройляйн Гауптманн была белой, как мел, и держалась за сердце.
Общую панику кое-как утихомирил Гельмут Бекермайер, который вскоре прибежал на крики с указкой в руке. Его чёрный сюртук развевался на бегу.
– Так, опять Зигель, – скорее сказал, чем спросил он.
– Нет, господин учитель, я здесь ни при чём, я была со всеми на молитве, – ответила я.
– Да, она была с нами, – раздалось несколько неуверенных голосов моих одноклассниц. В коридоре показалась донельзя встревоженная начальница гимназии. За ней, как привязанный семенил попечитель учебного округа, неся впереди себя своё объёмистое брюхо.
– Что здесь происходит? – издали визгливо закричала фрау Вельзер.
Математик выступил вперёд.
– Ничего страшного, случайное возгорание от оставленной по недомыслию свечи, – твёрдо ответил он.
– Свечи? – недоумённо переспросил попечитель, глядя на окно, за которым был белый день.
– Да, свечи, – так же твёрдо продолжил математик. – В этом классе должен был быть урок физики, на котором ученицы должны были проводить опыт со свечой. По легкомыслию одна из учениц зажгла свечу и позабыла её загасить перед тем, как идти на молитву.
При этом он посмотрел на Сару, решив, видимо, что раз она таскает с собой зажигалку и, если верить слухам, курит, стало быть, нельзя исключать и её причастности. Манджукич инстинктивно сделала два шага назад, поёжившись от пристального взгляда математика.
– Какой ужас, – воскликнул попечитель, по-женски всплеснув руками, – ведь мог случиться настоящий пожар.
– Несомненно виновница происшествия будет наказана, – заверил математик.
– Я надеюсь, что не слишком строго, – пробормотал толстяк, – ведь девочка сделала это не со зла, а только по забывчивости.
– Да, конечно, – ответил серьёзно Бекермайер.
– Фройляйн Гауптманн, – начальница гимназии нашла глазами несчастную старую деву, стоящую в уголке в окружении старших учениц, – попрошу вас через час подойти в мой кабинет и объяснить, каким это образом во вверенном вашему попечению классе едва не случился пожар.
Когда попечитель и фрау Вельзер снова удалились в кабинет начальницы, учениц остальных классов разобрали учителя и увели заниматься, наш класс был собран в актовом зале.
Начальницы гимназии пока не было, видимо, она продолжала ублажать попечителя. Собрались только несколько свободных в тот момент от уроков учителей и наша бедная классная дама.
– А теперь, – сказал математик, – послушаем, что нам скажет Анна Зигель.
– Но я правда не имею отношения к пожару! – воскликнула я. Странно, но в тот момент я почти верила, что так оно и есть, поэтому голос мой звучал вполне убедительно.
– Надо обыскать её, – вдруг сказала Хильда Майер, – у неё должны быть спички.
Спички лежали в кармане моего передника, те спички, которые я взяла на всякий случай из дома. Коробку спичек из сумки Марен, я оставила на её парте и она сгорела. Поэтому я решила идти в наступление и ни в коем случае не допустить, чтобы меня обыскивали.
– Все знают, что спички были у Марен Кюрст, сказала я, – и сгорела её парта, а не моя! И я знаю почему!
– Почему же? – вкрадчиво спросил математик.
– Потому что она до смерти боится контрольной по математике!
– Это неправда, – запротестовала Марен, – у меня есть спички, но я не устраивала пожара. Она рылась в своей сумке в поисках спичек и не могла их найти.
– Это правда, ты боялась контрольной, – неожиданно пришла мне на помощь Мила Гранчар, которая до того смотрела на всё происходящее с отсутствующим видом.
– А не ты ли, ворона хорватская, устроила всё это? – вдруг бросил кто-то в адрес Сары.
– Ты в своём уме?! – окрысилась Манджукич. – С чего ты взяла?
– Ага, а кто курит тайком? Бросила папироску и не потушила. Так?
– Чем докажешь? – процедила сквозь зубы Сара, устремившись на обвинительницу с таким видом, что та предпочла скрыться за спиной математика. – Я не курю – это раз, я бы пропахла гарью – это два! То, что я ношу зажигалку, не значит, что я собралась что-то или кого-то жечь!
Хорватка отбивалась уверенно и держалась твёрдо. Математик смешался и задумался.
Разбирательство продолжалось. Марен плакала и твердила, что не виновата. Мила спокойно и туповато утверждала обратное. Сара, на помощь
