В палату Онись Христолюбовой вошел майор Истомин. Улыбнулся, прошел и сел возле кровати девушки. Широко раскрыв глаза, она внимательно смотрела на майора.
— Что-то случилось с Ермолаем? — тихо спросила девушка.
— С ним все нормально. Я пришел сказать, что уезжаю по службе. Ты не волнуйся и поправляйся, тебя здесь будут охранять. А когда поправишься, возьмешь отпуск и проедешь к Ермолаю. Я уже обо всем договорился с твоим начальством.
Девушка внимательно смотрела в глаза майора.
— Доктора сказали, что недели две тебе придется еще усиленно полечиться, — добавил майор.
Вот Онись тихо изрекла:
— Значит, вы, Николай Максимович, бросаете меня.
— Я военный человек, Онись, сейчас идет война, и я выполняю приказы своих начальников.
На глаза девушки навернулись слезы. Истомин взял лежащую на простыне белую женскую руку и вымолвил:
— Сейчас всем не просто, стране не просто. Надо держаться, Онись, и верить в лучшее, верить в победу…
Сергеев и Молева прибыли в хранилище. У входа их встретил суровый майор Флейта.
— Привет, майор, — громко бросила Молева.
Ермолай поздоровался с майором за руку.
— Что у нас новенького в хранилище? — спросила Молева.
— Ничего особенного, если не считать, что два грузчика пришли на смену с похмелья.
— И кто такие эти паскудники?
— Измайлов и Беспалых.
— Ну, я им… — крикнула Молева, мягко ругнулась и почти бегом проследовала в хранилище.
— Еще один караульный у меня уснул на посту, — добавил майор. — Ну, это я сам разберусь.
«Забот-хлопот с хранилищем мне предстоит!» — призадумался Ермолай, согласно кивнул.
— Как настроение после вчерашнего мероприятия? — спросил Флейта.
— Вполне, — неопределенно ответил Ермолай и тоже направился в хранилище…
День выдался явно не легким. Перед уходом из хранилища Ермолай позвонил в Москву в главный офис Госбанка. Телефон председателя не отвечал. Поэтому Сергеев доложил о положении дел в хранилище дежурному.
В свой родной дом, номер в гостинице, изрядно уставшим он прибыл в девять часов вечера. С трудом ополоснулся, перекусил остатками принесенной утром Молевой пищи и завалился спать…
Поздний вечер. Горожане, плотно зашторив окна, отдыхают в своих квартирах.
Но не отдыхают жители одного трехэтажного дома на юго-западной окраине столицы. Дом окружен цепью вооруженных милиционеров, окна одной квартиры на третьем этаже освещаются прожекторами. На лестничной площадке третьего этажа с десяток вооруженных мужчин в милицейской и военной форме.
— Внимание! — говорит в мегафон один военный на площадке. — Граждане, находящиеся в квартире номер 39! Выходите с поднятыми руками, вам гарантируется жизнь! Дом окружен, сопротивление бесполезно. В случае неповиновения, дверь будет взорвана, квартира будет взята штурмом. На раздумья даю пять минут.
Напряженная тишина сохраняется три, пять минут…
На площадку второго этажа из одной квартиры выглянула пожилая женщина. Увидев военных, она спросила:
— Вы фашистских диверсантов и шпионов ловите?
Один из военных резко махнул рукой и ругнулся, женщина исчезла за дверью.
Вот и семь, и десять минут прошли…
Находящиеся на площадке третьего этажа мужчины переглядываются и отходят от двери, затем спускаются по лестнице вниз. Один из отходящих военных бросает гранату к двери квартиры номер 39. Секунда-другая, раздается взрыв и дверь разлетается на кусочки. Из образовавшегося дымного проема раздаются грязные ругательства и следом автоматная очередь.
Один из военных, находящихся на лестнице, осторожно приближается к дверному косяку и бросает в дымящийся дверной проем гранату. Раздается взрыв, стрельба прекращается…
