Но медработник продолжает движение. Милиционер быстро достала из кобуры пистолет и крикнула:
— Стой! Буду стрелять!
Медработник прибавил шагу, милиционер выстрелила. Медработник остановился и медленно опустился на пол…
Сергеев хорошо выспался в своих апартаментах, перекусил и отправился в хранилище.
Разгрузка состава шла полным ходом, на выгрузке вагонов находился суровый Истомин. В хранилище размещением стеллажей руководила Молева. Судя по внешнему виду, женщина сильно устала.
— Идите, отдыхайте, Ольга Олеговна, — предложил Сергеев своему заместителю. — Я здесь вас заменю.
— И то верно, я просто с ног валюсь, — выдавила Молева и медленно, слегка пошатываясь, двинулась к выходу.
Между тем, выгрузка стеллажей со слитками из железнодорожных вагонов и размещение их в хранилище продолжалась…
На кровати в серой смирительной рубашке лежит мужчина. Ступни его ног привязаны к ножкам кровати, на неприятном перекошенном лице целая гамма негативных и страдальческих эмоций…
В палату заходит полная молодая женщина в белом халате.
— Сапега, ты почему себя плохо ведешь? — строго произносит медработница.
Мужчина издает нечленораздельный звук.
Женщина проходит в палату и, улыбаясь, бросает:
— Я думала, мы сегодня будем расслабляться, займемся любовью. Я уж согласилась заняться сексом с тобой в долг. А ты, оказывается, плохо себя ведешь. А, Сапега? Сегодня, дружок, даже подержаться за мое мяконькое коленочко я тебе не дам.
— За что, за что мне эти издевательства??? Этот дурдом со скотскими утехами и сексом? — с мольбой в голосе изрекает мужчина. — Я всю жизнь честно жил и работал…
— А зачем пригрел молодую женушку-шпионку? — строго обрывает медработница.
— Да никакая она не шпионка, она просто глупая, недалекая баба.
— Нет, не осознал ты своей вины, Сапега, не осознал, — бросает медработница. — Надо тебя дальше лечить…
— Нет! — вырывается из груди мужчины страшный внутриутробный звук. — Нет! Я хочу домой! Хочу на работу!
— Нет у тебя теперь ни дома, ни работы, — смеется медработница. — Ты абсолютно никто.
— Нет!
— Никто. И если будешь себя плохо вести, тебя переведут в палату с 20 пациентами. Вот там для тебя точно будет дурдом…
Наконец выгрузка вагона со слитками закончилась. Изрядно уставший Сергеев из своего кабинета доложил председателю Госбанка.
— Очень хорошо, — ответил Булганин, — продолжайте работу по подготовке к приему новых составов. И не забывайте, Сергеев, работу по формированию полномасштабного паспорта хранилища. Мы должны быть на 100, на 200 процентов уверены в надежности хранилища. Что в один прекрасный момент в нем не случится обвала или грандиозного обрушения. Жду ваших соображений на предмет достаточности или недостаточности существующей режимной территории, организации пропускного режима.
— Понял, мы занимаемся паспортом, — ответил Ермолай.
Хотя он к этой работе по сути еще и не приступал.
— А у меня есть информация, Сергеев, что вы не работаете в этом направлении, — резко вставил Булганин.
Ермолай заметил, как последнее время председатель Госбанка стал относиться к нему строже, с неким даже раздражением. Причину этого он не понимал. А тут еще, оказывается, у него в хранилище есть доносчики?
— Занимаемся, Николай Александрович, занимаемся, — отмахнулся Ермолай.
— Как дела на «Капле»? — спросил он, решив перевести разговор на другой вопрос.
— Неплохо, всего доброго.
— До свидания…
По дороге в гостиницу Ермолай посетовал Истомину о неприятном разговоре с Булганиным.
— Не переживай, друг! — весело бросил майор. — Сейчас всем руководителям, включая Булганина, очень трудно. Ибо дела, как на фронте, так и в тылу идут далеко не самым лучшим образом. Много разгильдяйства, халатности, да и откровенного вредительства. Руководство страны принимает кардинальные меры к улучшению ситуации, многих снимают с должностей, сажают в тюрьму, кое-кого даже расстреливают…
«Наверное, майор прав, — согласился Сергеев. — Война очень серьезное испытание, всем трудно. Булганин весь на нервах, ведь у него, кроме моего
