— Здравствуйте, Филипп Иванович. Булганин беспокоит. У меня к вам один вопрос.
Услышав ответ, продолжил:
— Как там дела у Сапеги Василия Васильевича?
— Он находится в спецбольнице НКВД и выйдет, если выйдет вообще, я полагаю, не скоро.
— Так-так, — обхватив рукой лоб, выдавил Булганин.
— Я считаю, что это лучший вариант, нежели публичный суд, личный позор и позор его организации, жесткий приговор на большой срок и отбытие срока где-нибудь на суровой Колыме.
— Так-так. Спасибо, я все понял. До свидания.
Булганин положил трубку, тяжело выдохнул. Убрал руку со лба, взглянул на Сапегу-старшего и вымолвил:
— Лечится он, какое-то сложное вирусное заболевание поймал. Скоро вам напишет письмо…
— Я повторяю свой вопрос. Последний раз повторяю, — махая пистолетом, грозно продолжал незнакомец. — Мне нужно знать, где находится хранилище Госбанка и что там хранится? Мне также нужно знать график движения поездов с золотом.
Онись буквально слилась с телом Ермолая. Он ощутил ее сердцебиение и легкую дрожь.
— Больше я повторять не буду…
— Руки вверх! — раздался грозный мужской окрик. — И брось пистолет!
Бородатый незнакомец выпустил из рук пистолет, он с шумом упал на пол.
Далее последовали молниеносные события: незнакомец резко присел и быстро бросил нож в сторону, откуда раздался окрик, последовал выстрел, потом некий шум и… зловещая тишина…
Из радиоприемника доносилась веселая беззаботная мелодия.
Адмирал Канарис находился в прекрасном расположении духа. Он располагался за небольшим мраморным кофейным столиком и неспешно потягивал из фарфоровой чашки кофе. Получив донесение от Хейдеса об успешной операции в Москве, адмирал набросал докладную записку своему шефу, фельдмаршалу Кейтелю. Он в красочных тонах и в выгодном для себя ракурсе изложил ход операции «Эшелон». Указав координаты двух хранилищ в Москве, попросил поработать по ним авиацию Геринга…
Внезапно в кабинет вошел адъютант и вымолвил:
— Прошу прощения, господин адмирал. В здание вошел господин Борман. Он направляется к вам.
— Спасибо, — бросил Канарис, рукой махнул на столик. — Уберите все и приготовьте нам кофе и коньяк…
Борман стремительно вошел в кабинет, бросил нацистское приветствие. Адмирал ответил на приветствие, двинулся навстречу. Мужчины улыбнулись друг другу. Гость обвел взглядом кабинет в темных, мрачных тонах, резные, из красного дерева, стены и потолок. В центре большой цветной портрет Гитлера, по бокам несколько черно-белых постеров с нацистской символикой.
— Прошу вас, господин Борман, — рукой приглашая к кофейному столику, вымолвил хозяин кабинета.
— Спасибо, адмирал.
Мужчины расположились в креслах возле столика. Вошел адъютант с подносом в руках. Он прошел к столику и поставил на него поднос. Щелкнул каблуками и моментально покинул кабинет.
На подносе находились две дымящиеся кофейные чашки, сахарница, сливки, а также бутылка коньяка и две рюмки.
Мужчины взяли кофейные чашки, сделали по глотку. Борман одобрительно кивнул, а Канарис наполнил рюмки коньяком.
— До меня дошла информация о вашей операции «Эшелон», адмирал, — медленно изрек Борман. — Считаю, это очень интересная и перспективная операция для Рейха. Одобряю, одобряю.
«Откуда этот партийный бонза узнал о секретной операции!?», — недовольно и нервно воскликнул Канарис.
Но на лице его была лишь добродушная улыбка.
Непринужденно бросил:
— Я тоже на это надеюсь.
— Можете рассчитывать, адмирал, в этом деле на мою всемерную поддержку.
— Спасибо, господин Борман…
Далее суховато-формальный разговор пошел о положении на западном и восточном фронтах.
Вскоре, сославшись на важную встречу у фюрера, гость покинул кабинет. Он напрочь испортил настроение адмиралу. Оставшись один, Канарис выпил коньяка и тяжело задумался:
