Мониторы, часть из которых транслировала новости, а часть показывала картинку с камер наблюдения, пошли рябью. «Нас глушат» — понял Генри.
Полковник Брегг подозвал Мартинеза и несколько секунд о чем-то с ним шептался. Генри запихнул в разгрузку несколько запасных магазинов и ощутил прилив адреналина вперемежку с чувством тревоги, которые всегда сопровождали его перед боем.
Полковник Брегг говорил, а сам, при этом, снаряжал патронами обойму М4.
— Выйдем через черный ход. Тут есть туннель, который заканчивается метрах в двухстах от дома. Выбираетесь и разбегаетесь. У меня там спрятан пулемет. Хорошее укрытие. Погнали!
Впереди шел сержант-майор Мартинез. Генри схватил потяжелевший до ста фунтов рюкзак и последовал за ним. Они шли по бетонному коридору, освещенному тусклыми лампочками без плафонов. Шаги, бряцание амуниции, дыхание эхом отражались от голых стен. Коридор был узким и приходилось идти гуськом по одному. Все столпились у последней двери, пока Мартинез пытался её открыть. Когда дверь открылась, свет — настоящий, яркий солнечный свет, не тусклое мерцание ламп — залил мрачный коридор.
Генри стоял шестым от двери. «Никакой стрельбы. Это хорошо. И взрывов нет. Пока».
Люди попарно разбежались по разные стороны. Чувство, нахлынувшее на него в этот момент, напоминало то, когда он впервые прыгнул с парашютом 10 лет назад. Он снова, вместе с остальными, покидал безопасное темное место и выходил навстречу хаосу. Он наблюдал за своими товарищами, которые шли вперед безо всяких сомнений, раздумывал, где он упадет, когда придет его время, даже зная о том, что натворил, он всё равно любил всё это. Любил и боялся одновременно. Каждым шагом он доказывал себе, что всё ещё жив… и вот он уже мерзнет на ветру. Гордость, страх, верность и… «Ох, блин, началось!»
Он бросился влево.
Было что-то такое в воздухе, ощущение неправильности, напряжения, будто что-то ползло по спине Генри, пока он взбирался на холм. Он шел след- в-след за тем, кто шагал впереди, пока не заметил, что следы обрываются около огромного валуна. Своё место он заприметил выше, в двадцати метрах, между двумя деревьями. Он забрался туда и присел, Х-К в руках был, словно, продолжением его тела. Неподалеку на свою позицию двигался Карлос, старательно скрывая собственные следы на склоне.
Генри почувствовал себя открытым. Он сомневался, что от него будет толк. Его форма была предназначена для ночных боев. Но одетый в черное, на белом снегу он представлял собой отличную мишень. Он зарылся в снег. Позади себя он слышал топот ботинок и клацанье затворов, когда другая группа поднялась выше по склону.
Крыша дома была покрыта снегом, а из трубы валил дым. Такое впечатление, что пейзаж сошел с рождественской открытки.
В одно мгновение эта пасторальная картина была объята пламенем. Несколько ракет попали в него практически одновременно и домик исчез в пламени и грохоте. Этот грохот Генри ощутил всем телом. Дом превратился в сгусток желто-оранжевого пламени и густого дыма, повсюду разлетались осколки стен. Следом взорвались вертолеты, и Генри сжал зубы. Он подавил в себе приступ ярости.
Ещё до того, как на землю упали обломки вертолетов, послышалась стрельба.
Генри через бинокль осмотрел противоположный холм. По склону спускались какие-то фигуры в белом.
— Движение — сказал Генри едва ли не шепотом.
— Контакт — подал голос Карлос. — Кто там, блядь, стреляет?
— Множественные вспышки. На 2 часа, противоположный спуск. Не наши.
«Враг. Но враг теперь — это мы сами. Наши войска, парни, которых я видел на базе, с кем катал шары на бильярде». Самые подготовленные и лучше всех экипированные из тех, с кем доводилось встречаться Генри.
В Афганистане Генри приучил себя во время боя думать только о самом важном. Когда тебя пытаются убить, стреляй в ответ. То, что война — это хаос и смерть и для философствований на ней нет места, он понял ещё в первую командировку. После, да. Но, во время боя нужно делать то, что должен. В тот раз, Генри сидел в открытом «Хамви»[17], выставив в окно дробовик, когда головная машина подорвалась на самодельном фугасе.
— Засада! — крикнул водитель.
Позади послышался ещё один взрыв. Узкая улочка тянулась вдоль двухэтажных зданий, из окон которых раздавалась автоматная стрельба. Выстрел из гранатомета едва не накрыл «Хамви», в котором сидел Генри. Он выбрался из машины и залег за правым колесом, стреляя в каждую смазанную тень, в сторону каждого выстрела. Колонна из пяти машин попала в очень грамотно расставленную засаду и теперь планомерно уничтожалась. На заднем сидении капрал Кристи вызывал по радио поддержку с воздуха.
Рядовой Бёрч — прыщавый паренек из Западной Вирджинии — долбил из «пятидесятки» по крышам. Головная машина горела, Генри видел, как двое рейнджеров вытаскивали из под огня раненых.
Согласно боевому уставу, рейнджеры имели право открывать огонь только в случае прямого нападения на них и не связывались с гражданскими. Но
