Суд начался с молитвы. Зал был забит до отказа, но поместились только райцы с лавниками, родственники убитых и разные достойные лица. На Рынке столпился жадный до сенсаций народ. Судьей был избран лавник Стефан Рогач, прокурором – доктор и раец Мартин Грозваер, адвокатом – Бартоломей Зиморович, который и ранее занимался адвокатурой. Бартоломей пробовал отклонить прокурора, поскольку именно его сын был убит, но лавники не согласились. Судья дал знак возному,[36] и тот зачитал обвинение Мартину Айреру в убийстве достопочтенных граждан королевского города Львова. Далее выступил прокурор и привел свои неопровержимые доказательства вины аптекаря, продемонстрировав сумку, маску и список убитых молодых людей.
Зиморович же заявил, что на самом деле никаких доказательств нет, потому что ученик аптекаря бежал, а это вещи его, а не аптекаря. Касательно списка, то он и сам подозревал этих парней в том, что они изнасиловали и убили девушку. В списке нет пана Зилькевича, но при осмотре его останков обнаружено доказательство того, что он тоже был замешан в убийстве. Тут Зиморович поведал драматическую историю надругательства над девушкой и продемонстрировал откушенный стержень, который перед тем принес ему Айзек. Однако весь драматизм этой истории сильно блек из-за того, что речь шла о проститутке.
Далее один из свидетелей узнал маску. Доктор Грозваер вызвал в свидетели доктора Гелиаса, и тот подтвердил, что познакомил Мартина с мастером шермерки, а поскольку убийства были совершены именно шпагой, которая не так распространена, как сабля, то все доказательства сходятся. Одобрительный гул всех, кто прислушивался к словам Грозваера, показал, что сомнений уже ни у кого не осталось. Учителя шермерки Рамзея спросили, как он оценивает способности Мартина Айрера, и публика с большим удовольствием услышала то, что и хотела услышать: аптекарь оказался мастером шпаги, и Рамзей учил его только отдельным специфическим выпадам. Зато его ученик Лоренцо – совершенно никудышный шермер.
Попытку Зиморовича вызвать свидетелями Руту и Айзека, которые подтвердили бы, что аптекарь не покидал ночью дом, только высмеяли. Как можно слушать показания колдуньи? А жида? Пусть идет свидетельствовать по своим еврейским судам. Здесь ему не место.
Но Айзек был на Рынке вместе с раввином Мейером, Калькбреннером и Францем, и все внимательно слушали.
– А я играючи мог бы заверить, что мы с ним всю ночь играли в карты, – сказал про себя Франц. – Но меня никто не попросил.
– Я вас прошу! – схватился за последнюю соломинку Айзек, загоревшись.
– И это мудро с вашей стороны. Но меня надо просить трижды.
– Так я прошу, прошу и еще раз прошу.
– Франц, прекрати, – буркнул Иоганн. – Никто тебе и так не поверит после всех этих доказательств. Не видишь, что ли, как они настроены?
– Ну, мое дело предложить, – обиженным тоном ответил Франц. – Поэтому, как говорил мне мой друг Пилат при известных обстоятельствах, я умываю руки.
Зиморович сделал еще одну попытку и предложил, чтобы пан Мартин примерил одежду и маску. Лавники согласились, что надо ведь убедиться, чьи это вещи. Как и следовало ожидать, одежда оказалась маленькой, а маска, изготовленная из нескольких склеенных слоев ткани, далеко не полностью закрывала лицо аптекаря, оставляя при этом на виду черную бородку. Зиморович поинтересовался у свидетеля, который видел убийцу, узнал ли он его сейчас. Свидетель был явно потрясен. Он не видел бородки, которая торчала бы из-под маски, лицо же тогда было закрыто полностью.
– А что может сказать свидетель о том, как убийца атаковал свою жертву? – продолжил Зиморович. – Не прихрамывал ли он часом?
– О, нет, – замотал головой тот, – он довольно ловко прыгал, уклоняясь от сабли.
Но тут вмешался доктор Грозваер и поинтересовался, который тогда примерно был час, а потом радостно сообщил всем присутствующим, что в это время уже темнеет, и свидетель не мог все доподлинно разглядеть. Он говорил так убедительно, что свидетель заколебался и признал, что не так уж и хорошо все рассмотрел.
И тогда раввин Мейер спросил Айзека:
– А какое лезвие у шпаги аптекаря: плоское или трехгранное?
– Трехгранное. А что?
– Подскажи секретарю, чтоб допросили доктора, который осматривал трупы, какой формы были у них раны. А также пусть осмотрят шпагу доктора. Может, это и поможет, а может, и нет, но хуже все равно не будет.
Молодой секретарь Зиморовича, который не раз приходил в аптеку за разными наливками, стоял у открытого окна, облокотившись на подоконник. Айзек передал слова раввина. Через минуту Зиморович сделал последнюю попытку спасти своего клиента. Доктор Нигель, который осматривал трупы, заявил, что раны были колотые, сделанные плоским лезвием. Когда продемонстрировали трехгранную шпагу аптекаря, публика взволнованно зашумела. Но прокурор спросил доктора, может ли он быть на сто процентов уверен в том, что лезвие было плоским, если, как известно, мышцы после смерти сокращаются, и рана, нанесенная трехгранным лезвием, могла просто стянуться, как стягивается шея под отрубленной головой. Доктор Нигель вынужден был согласиться с этим.
Рута, получив от мальчишки письмо и флягу с неизвестным содержимым, изо всех сил спешила на Рынок. Она с ужасом осознавала, что малейшая надежда на спасение аптекаря тает с каждой минутой. По дороге она молилась и Пресвятой Деве, и Даждьбогу, чувствуя, как ее затапливает новая волна любви, которая до сих пор дремала в глубине души и не подавала признаков, а теперь пробилась на поверхность. Она верила, что получила то, что может
