тему, которую затевал с собеседником несколько лет назад. Внимание его величества привлекли две светловолосые евреечки, красота которых напоминала картины Гейнсборо. Император поинтересовался у пани Альфредовой, что это за крали. Пани Альфредова подошла к панянкам и поинтересовалась, как их зовут. Одна из них сказала:
— Клерман.
Но произнесла это так, что пани Альфредова услышала «Клермонт». И, удивленная, спросила:
— Пани полька?
— Да, полька, но израелитка.
Этот ответ удивил пани Альфредову еще больше, и она только буркнула:
— Ниц не шкодит (не страшно).
Император всегда, когда попадал на бал в какой-то новый дом, получал подробный план апартаментов и любил ними прогуливаться.
На следующий день император навестил бал в Городском касино, где собрались аристократы и помещики. Настроение здесь царило уже не такое официальное, император охотно общался как со старыми, так и с новыми знакомыми, хорошо понимая польский язык. Но наибольшее удовольствие оказывал ему прием презентаций панянок их же матерями. Он обладал особым даром сказать каждому что-нибудь приятное и уместное.
В львовском обществе было тогда так много красивых женщин, а туалеты были такие изысканные, украшения такие замечательные, что глаза высоких гостей разбегались. «Ах, — вспоминал Игнат Богданович, — какие же там были замечательные пани! Сколько их живет теперь только в воспоминаниях, а сколько я встречаю уже как бабушек или даже прабабушек».
После отъезда императора бал продолжался до самого утра.
На улице Мицкевича, 6, во дворце графа Бельского славился популярностью Клуб землевладельцев, который называли шляхетским. А в народе его прозвали Конским, потому что наведывались туда любители лошадей. Вступить в этот клуб имели право только помещики. То был древнейший товарищеский клуб, основанный 1845 г. членами Галицкого общества скачек, и сначала он находился в помещении театра Скарбко, где в просторных комнатах в венском стиле разместились бильярд, столики для газет, шахмат и карт.
Просторную веранду с помощью цветов и кустов превратили в искусственный сад, посреди которого разбили две палатки. На балконах собиралась публика пить кофе и другие напитки. Клуб насчитывал около сотни человек из высшего офицерства, чиновников и более богатой шляхты и был закрытым для кого-либо вне высоких сфер. Однако различные аферы и слухи о скандальных картежных играх все же проникали наружу. В частности, сплетничали, что представитель одного из старейших галицких родов граф Цетнер за одну ночь проиграл в касино три дома.
В 1840 г. был основан Клуб скачек, членами которого были сначала только те, кто брал уроки верховой езды. Клуб, таким образом, служил канцелярией — четыре столика, несколько десятков соломенных кресел и бильярд — это была вся его мебель. Постепенно в клуб начала вписываться шляхта, и в 1848 г. он стал называться касино Народовым, или Мещанским. В 1880 г. касино, по свидетельству Людвика Яблоновского, уже ничем не отличалось от первой попавшейся кофейни. Здесь стали проходить балы профессиональных групп. Касино в 80-х годах находилось на ул. 3 Мая в здании Общества страхования.
В 1839 — 1840-х годах в Доме австрийского наместничества устраивал пышные приемы военный генерал-губернатор края Фердинанд д’Эсте. Начинались они в 7 вечера, а заканчивались ровно в полночь. С тех пор это переросло в традицию
Балы в верхних салонах наместничества в конце XIX века проходили каждый вторник. Лицо, попадавшее на такой бал, сразу же оказывалось среди высших сфер и становилась членом своеобразного общества. Приглашение на эти балы получали не все желающие, а только избранные, потому-то на плацу перед дворцом между двенадцатью и часом дня громоздились десятки фиакров — это львовская и приезжая знать спешила с поклоном к наместнику. Опытный глаз мог сразу распознать, кто из тех, что выходили из дворца, услышали заветное «Принимаю во вторник, очень прошу», а кто получил только карточку с надписью «Цисарский королевский Наместник и графиня Мария Потоцкая просят…» — дальше указывалось лишь несколько дат, когда в течение зимы можно было попасть на бал.
Большие публичные балы были фактически единственным местом, где встречались аристократические и помещичьи семьи с львовским мещанством. Последние гордились традициями, которые достигали средневековья. Правда, большие роды Бонеров или Боимов уже не существовали, но им на смену пришли другие, которые пытались сохранить обычаи львовских патрициев.
Евреи собирались в касино Израильтянском на ул. Сиктуской, 23, чиновники — в правительственном на Рынке, 9, военные — в касино Офицерском или Военном на ул. Фредра, 3. Атмосферу этого касино описал Иван Франко в повести «Для домашнего очага»:
«Почти сам не зная, как и когда, капитан оказался на улице Фредра перед домом Офицерского касино.
Было едва ли шесть часов. В касино не было еще почти никого, только в бильярдном зале два молодых офицера запаса играли в бильярд, громко выкрикивая числа сделанных карамболей. Когда вошел капитан, они салютовали по-военному и сейчас же начали вновь свою игру, хотя уже без громких криков. Какой-то пустотой дохнуло на капитана от тех обширных пустых зал с шаблонно расставленными креслами, с газетами, сложенными на столах, как трупы в большом морге, с лакированными софитамы, закопченными табачным дымом. Только перед самым входом капитана слуга касино зажег там две-три газовых лампы, так что углы этой обширной залы утопали в полусумерках.
