14 ноября 1919 г. арестован здесь весьма элегантный пан с фальшивыми документами по имени Казимир Фелинский, инженер. Когда просмотрели альбомы полицейские, оказалось, что в руки полиции попал давно разыскиваемый полицией Варшавы и Лодзи международный аферист и бигамист (многоженец) Роман Курпьяк, юрист.
9 марта 1921 г. в кофейне арестованы 13-летний Тадеуш Брожек и 12-летний Марьян Дзедзинский, когда вытаскивали из кармана посетителя кошелек с 220 марками. В тот же день схвачен в «Венской» многократно задерживаемый вор Стефан Сердюк, когда он пытался украсть сумку с деньгами.
16 июля 1922 г. Мауриций Рубинштейн встретил как-то в кофейне «Венской» Романа Лавныка и дал ему пощечину.
Возникла так называемая арабская авантюра. Общественность стала на сторону Лавныка, добиваясь ареста Рубинштейна. Полиция арестовала обоих. Рубинштейн при аресте подтвердил, что Лавнык за здорово живешь швырнул ему камнем в плечи. Лавнык пояснил, что бросал камень не в него, а в один фиакр, потому что извозчик ударил его кнутом. Оба пана извинились и, пожав руки, разошлись.
Из межвоенного периода дошла до нас также пара казусов из кругов украинских журналистов, которые наведывались в «Венскую кофейню».
Как-то к столику, за которым сидел Дмитро Донцов и еще кто-то из редакторов, подходит Мыкола Голубец и с отчаянием говорит:
— Нет, знаете, чтобы работник пера не имел возможности по-человечески выпить стакан кофе?! Да ведь бедные метранпажи и линотиписты в типографиях чувствуют себя по сравнению к нами как крезы! Мы решительно, панове, должны изменить нашу специальность!
Дмитро Донцов, улыбаясь, посмотрел на М. Голубца.
— Да, Моля, но что мы, бедные, сделаем, если умеем только писать и читать?!
Другое приключение рассказал писатель Роман Купчинский. Касалась она Станислава Людкевича.
«Высокий, стройный, с черной, кудрявой шевелюрой, с какой-то потерянной на румяном лице улыбкой. Когда шел по улице — покачивал головой, иногда что-то насвистывал, иногда останавливался, прикладывал палец ко лбу, вытаскивал бумагу и карандаш и на стене дома или на столбе записывал какую-то музыкальную мысль.
Но ошибался тот, кто думал, что Станислав Людкевич, популярно называемый «Сясь», считает себя композитором.
— Я, пан добродий, только по ошибке начал изучать музыку.
Он был убежден, что его истинная профессия, его жизненное призвание — купечество.
Однажды сидело в кофейне общество, в нем был веселый и остроумный редактор «Центросоюза» «Базь» Весоловский. Как-то разговор сошел на дукаты, и Базь вытащил из кармана бронзовую румынскую монету — 5 леев.
— Взгляните, панове, совсем как золото! — и бросил монету на мраморный столик. Она громко зазвенела.
Откуда ни возьмись — Сясь Людкевич.
— Что это такое?
— Румынский дукат.
— Покажите!.. Сколько хотите?
— Ничего не хочу. Это семейная память.
— Семейную память люди тоже продают. А сколько карат?
— Это бронза.
— Пусть будет бронза… Сколько хотите?.. Дам десять злотых!
Базь погладил белую хризантему, которую охотно носил, и сделал вид, что размышляет.
— Ну, говорите! — нажимал Сясь.
— Разве что для вас…
Людкевич поспешно заплатил и спрятал монету.
— Кельнер, «Рена»! — крикнул Базь прислужнику. Появилась бутылка рейнского вина, и Людкевич с хитрой улыбкой выпил «за здоровье джентльмена».
А на другой день встретил меня на пл. Рынок милым словом:
— Вы мошенник, пан добродий.
— Доктор, это грозит поединком!
— Пусть грозит чем хочет, но вы мошенник!
— Почему?
