требуют – дай порядок, дай дисциплину. Разбуди их тоже, пусть убираются в казарму. Когда он вышел, Егорка открыл глаза и, сказал Мамеду.
– Я все слышал.
– Ну, раз все слышал, тогда пошли. Этого тоже надо разбудить.
Мамед стал трясти Али за ногу. Когда тот открыл глаза и уставился на гвардейца мутным непонимающим взором, сказал:
– Вставай, пошли в казарму, начальник сердится.
Али разглядел за его спиной могучую фигуру Егорки и все вспомнил. Он молча поднялся и направился к выходу.
– Эй, – остановил его Мамед, – форму можете не снимать, но оружие парадное, оно остается здесь.
– Неужели оно так ценно? – удивился Егорка, разглядывая саблю.
– Если продать один такой клинок, – хвастливо сказал Мамед, – год можно прожить безбедно.
Пропустив Мамеда вперед, друзья, следуя за ним, благополучно минуя все посты и заграждения, выбрались из дворца. Оказавшись за воротами, Мамед сказал:
– Нам в ту сторону.
– Это то высокое здание? – спросил Егор.
– Нет, высокое – это
– Опять я ошибся, – сказал Егор.
– Ничего, поначалу все путаются, – добродушно сказал Мамед.
Эти двое почему-то вызывали у него симпатию.
– Пойдемте, позавтракаем вместе в караван-сарае.
– Ты, иди, – дружелюбно сказал Егор, – а мы немного пройдемся, подышим свежим воздухом. В казарме встретимся.
– Ну, как знаете, – махнул рукой Мамед и ушел.
Друзья пошли в другую сторону. Через десяток, другой шагов, Егорка оглянулся, хотя это можно сделать гораздо раньше, шагов так через пять, ибо улицы в Бакинской крепости и сейчас кривые и короткие, еще и узкие к тому же, а в 40-х годах 13 века были и того менее.
– Ну, что, друг мой, – сказал Егор, убедившись в том, что Мамед их уже не видит, – куда пойдем, что будем делать?
– Как, ты меня спрашиваешь об этом? – ответил Али. – А я думал, что мы следуем твоему детально разработанному плану. Ты так уверенно вел меня по этому ужасному подземелью. Только сейчас при свете этого изумительного дня я могу оценить степень своего безумия, толкнувшего меня следовать за тобой. Да, я определенно безумен.
– Но я не был бы так категоричен, – возразил Егор, – а скорее, склонился бы к версии с вином, опоившим нас. Но хочу заметить, что у нас на Руси говорят, – Бог пьяницу любит.
– Нас, говоришь, – сказал Али, – ты, я вижу, хочешь примазаться к стороне безвинных агнцев, ведомых тобой.
– Ну, знаешь ли, не очень-то ты и следовал, как ты утверждаешь, моему плану. Хотя это был вовсе не план, а импровизация. Вот, где ты шлялся, пока я спал в караулке?
– Ты спал в караулке, а я стоял в карауле. Меня растолкал разводящий, и, не спрашивая, кто я, откуда взялся, вручил саблю и погнал на пост, к дверям одной царственной особы.
– Иди ты?! – не поверил Егор.
– Чтоб я умер, если вру.
– Теперь придется поверить, – нехотя согласился Егор, – и как прошло дежурство.
– У меня было приключение.
– Так расскажи, – попросил Егор.
– Не могу. Речь идет о чести пресловутой особы. Я и так был на волоске от смерти. Даже страшно подумать, что со мной сделали бы, если поймали. Постой, кажется, мы пришли обратно.
– К дворцу?
– Нет, к тюрьме.
Егор поднял голову и увидел перед собой башню, в которой содержался Али. И в которую он сам был помещен вчера вечером. Попятились, развернулись, пошли обратно, быстро юркнули в первый попавшийся переулок, спускавшийся вниз к морю.
– Поскольку уже наступило утро, – сказал Егор, – то нас, вероятно, уже хватились, и домой идти сейчас нет никакого смысла. Именно там нас сейчас и поджидают. Пойдем в мечеть к молле Панаху. Я думаю, что он нам поможет. Я чувствую в нем очень порядочного человека.
– Худшее, что мы можем сейчас сделать – это пойти в мечеть, – заметил Али.
– Почему?
– Потому что винный дух от нас чувствуется за фарсанг. Видишь, встречные прохожие сворачивают в стороны при виде нас.
