Девичья башня

– Сама пой, – в сердцах сказал стратег, – за всех.

– Ладно, – неожиданно согласилась Лада, – объявляйте мое выступление.

Стратег скрипнул зубами и пошел к папскому легату.

Легат, который весь вечер с интересом поглядывал на Ладу, проявил к ситуации неожиданное понимание.

– Ну что же, – сказал он, – всякое бывает, пусть поет.

– А как же царь, – спросил стратег, не веря своим ушам, – что он скажет?

– Да, кого интересует его мнение, – бросил легат, – пусть поет.

Стратег подал знак музыкантам, заиграла музыка, громкая, бравурная и резко пресеклась. Этого оказалось достаточно, чтобы в зале воцарилась тишина.

– Что будешь петь? – спросил стратег у Лады.

– Я исполню сонет, – ответила Лада.

– Объявляй, – бросил стратег адъютанту.

– Для высокого собрания исполняется сонет, – объявил адъютант.

Лада встала.

– А что играть-то, – спросили музыканты.

– Играть ничего не надо, я пою без сопровождения.

Лада исполнила первый куплет песни, написанный ее мужем.

Боярышник листвой в саду поник,
Где донна с другом ловят каждый миг:
Вот-вот рожка раздастся первый клик!
Увы, рассвет, ты слишком поспешил!

Это была та самая песня, которую трубадур когда-то пел в Иерусалиме на приеме у наместника. Чистый и полнозвучный голос уходил под своды зала, в котором воцарилась полная тишина. Лада выводила строчку за строчкой.

Ах, если б ночь господь навеки дал,
И милый мой меня не покидал,
И страж забыл свой утренний сигнал…
Увы, рассвет, ты слишком поспешил!

– Почему она поет одна? – спросил царь у своего окружения.

После этих слов, словно услышав его, вступили монашки. Из тех, что еще бодрствовали. А после них, уловив мелодию, заиграли музыканты. Несложный припев подхватывали монашки, сопровождая другие куплеты голосовым пением.

Под пенье птиц сойдем на этот луг.
Целуй меня покрепче, милый друг,
Не страшен мне ревнивый мой супруг!
Увы, рассвет, ты слишком поспешил

Продолжим здесь свою игру, дружок,
Покуда с башни не запел рожок:
Ведь расставаться наступает срок.
Увы, рассвет, ты слишком поспешил!

Как сладко с дуновеньем ветерка,
Струящимся сюда издалека,
Впивать дыханье милого дружка!
Увы, рассвет, ты слишком поспешил!

Первым осознал происходящее аббат, однако, не смея прилюдно подойти к певице и вмешаться, он корчил Ладе издалека рожи, делал страшные глаза. Пытаясь всеми, доступными ему способами, прекратить пение. Стратег, вслушавшись в слова, почувствовал неладное, но поднимать шум не было в его интересах. Папский легат, наклонившись к нему, спросил:

– Вы хоть понимаете, о чем она поет? Нет? А я не только понимаю, я даже подпеваю про себя, потому что знаю слова этой песни. У меня есть ее полный текст. Она объявлена вне закона, как богохульственная. А автор этих стихов приговорен заочно святой инквизицией к смерти.

– Прикажете прекратить пение? – спросил стратег.

– Ни в коем случае, не будем еще больше раздувать скандал. Сделаем вид, что ничего не происходит.

Проснулись спящие монашки, и теперь весь хор уже подпевал Ладе.

Красавица прелестна и мила.
И нежною любовью расцвела,
Но, бедная, она невесела,
Увы, рассвет, ты слишком поспешил!

Христос, к тебе нестись должны
Мои рыданья – это ты
Послал мне горе с вышины
Где мира лучшие сыны
Не за тебя ль идет война.

В Саду у самого ручья,
Где плещет на траву струя,
Там средь густых дерев снуя
Сбирал я белые цветы.

Звенела песенка моя,
И вдруг – девица вижу я
Идет тропинкою одна.
Стройна, бела, то дочь была
Владельца замка и села.

И я подумал, что мила
Ей песня птиц, что в ней мечты
Рождает утренняя мгла
Где песенка моя текла,
Но тут заплакала она.

Глаза девицы слез полны,
И вздохи тяжкие слышны.
Туда ушел и милый мой,
Красавец с доблестной душой,
О нем вздыхаю я с тоской.

И дни безрадостно пусты.
Проклятье проповеди той,
Что вел Людовик сам не свой,
Во всем, во всем его вина.

И вдоль по берегу тотчас
Я поспешил на скорбный глас,
И молвил: «Слезы скорбных глаз —
Враги цветущей красоты
Поверьте, Бог утешит вас,
Он шлет весну в урочный час,
И к вам придет души весна».

«Сеньор, – она тогда в ответ, —
Господь прольет, сомненья нет,
На грешных милосердный свет
Небесной, вечной чистоты.
Но сердцу дорог здешний свет
А он любовью не согрет
И с другом я разлучена.

Лада допела куплет и замолчала. За ней умолк хор и музыканты. Легат первым захлопал в ладоши, подавая