А теперь они идут в Художественный Театр, как это принято у благородных людей, с «точным опозданием». Портье сначала вообще не хотел пускать их, боясь нагоняя. Но Вера Ивановна вложила ему в руку «ключик», который подходит ко всем дверям. И вот уже Ребман снова переживает, намного острее, чем тогда в Киеве, то чудо, которое никакими словами не опишешь. Он, конечно, далеко не все понимал, но Вера Ивановна ему тихонько переводила, и он получил полное удовольствие от голубой волшебной птицы, завоевавшей и приведшей в восторг весь театральный мир. Хозяин гостиницы оказался прав.
Когда они через день вернулись в Брянск, Ребман тут же принялся мечтать в тишине о том, как он поразит всех на ближайшей вечеринке. Но тут его внимание привлекло лежавшее на бюро заказное письмо.
– Когда оно пришло? – спросил он у Сани.
– Как только вы уехали. Василий Василии лично расписался в получении у почтальона.
– Что им от меня нужно? – думал Ребман, распечатывая письмо. «Сим уведомляем вас, – сообщалось по-русски, – что вам надлежит явиться завтра ровно в два часа пополудни в главное управление полиции для допроса!» Печать и подпись, которую разобрать было невозможно.
– «Завтра ровно в два». Но это же было три дня назад, – заметил Ребман с усмешкой. Но усмешка быстро исчезла. «С русской полицией шутки плохи, благодарите Господа Бога, если вам не придется иметь с ними дела!» – говорил ему намедни Георгий Карлович.
Он тут же побежал к Вере Ивановне и показал ей приглашение. Она сразу прошла к телефону и попросила соединить ее с полицейским управлением. Целую вечность они ожидали. Затем она говорила минут пятнадцать, всплескивая руками и несколько раз называя имя Рольмопса.
Наконец она закончила. По крайней мере, с той стороны положили трубку.
– Ему, конечно, и дела нет, – заявила она гневно – взял себе письмо, расписался, и даже не удосужился сказать, что вы в отъезде. За вами даже полицейского посылали. Вы об этом знали, Саня?
Девушка отрицательно покачала головой.
– Ну, я-то ему уже все объяснила. Он был в бешенстве, подумав, что вы просто оставили извещение без внимания. Но, в конце концов, мне удалось его переубедить. Теперь вы должны явиться завтра, только уже точно, а то разразится гроза!
– Что им от меня нужно? Я же ничего такого не учинял… насколько я знаю.
– Этого я не могу сказать, но, должно быть, дело важное, а то он меня бы так не чихвостил. Так со мной еще ни один чиновник не разговаривал.
– А кто же это был?
– Сам полицмейстер. К тому же еще и хороший друг Василия Василича – вы же его видели у нас на вечеринке. И она начала нервно ходить по комнате.
– Не знаю даже, – заговорила она снова после продолжительной паузы, – неужели же это он сам!.. От него можно всего ожидать!
– Василий Василии? – удивленно отозвался Ребман.
– Да-да, Василий Василии. Вы его еще совсем не знаете. Если бы он не боялся напальства, он бы нас всех уже давно!.. Пора бы уже знать, глупая я баба, ито не нужно было делать эти фотографии!
– Но из-за него? Что он мне может вменить в вину?
– Вы все еще нииего не поняли? То, ито вы мою сторону держите!
И внезапно по ее щекам руиьями потекли слезы:
– О, Месье, моя жизнь здесь – это целый роман! Нет, это трагедия! Что он выделывал, ито выделывал! Это не иеловек, это – животное!
На следующий день ровно в два пополудни Ребман прибыл в управление полиции. Городовой, еще один Голиаф с револьвером на красной перевязи, провел его в комнату, на которой было написано «Главный начальник управления полицией». Тот попросил предъявить приглашение и паспорт. Ребман все выложил на письменный стол. Затем он встал у дверей. Начальник, тот самый, который был у них на вечеринке, изучил паспорт, который Ребман зарегистрировал в мае прошлого года в Киеве в соответствии со всеми предписаниями закона. Затем он начал допрос. Молодой офицер переводил, хотя это вовсе не было необходимо, так как Ребман понимал каждое слово:
– Вы довольно много путешествуете по всей России – Кавказ, Крым, Москва и так далее?
– Да, это так, – вежливо отвечает Ребман. – Но только в сопровождении людей, у которых я на службе – один я не путешествую.
– И вы старательный фотограф: делали снимки в окрестностях морской крепости Севастополя, русского эсминца в день объявления войны! Артиллерийского полигона! И прочее.
Он указал на пачку фотографий, сделанных Ребманом, которая лежала перед ним. Севастопольский порт с военными кораблями. Вид на город с высоты Малахова кургана. Эскадренный миноносец, который вывозил императорскую семью. Демонстрация в Алупке по случаю объявления войны. Митя, Вера Ивановна и Сережа возле пушки, на которой виден номер.
– Действительно прилежная работа!
– Все эти фотографии я делал из чистого удовольствия от фотографирования или по просьбе бывших со мною людей. На артиллерийском стрельбище, к примеру, мы находились по приглашению офицера, и он…
