Сколько же пригоршней семян болиголова – растения, по внешнему виду совершенно не отличающемуся от зонтиков петрушки, – высыпал я на лелеемую грядку. (Мне искренне жаль новых владельцев садика, если она также не обнаружат подмены.)
Но перейдем к двум украшениям моей коллекции проделок, последняя из которых, как я уже говорил, и вызвала преждевременную кончину отвратительной старухи.
Неотрывно следя за ее передвижениями, я до последней мелочи изучил распорядок дня этой карги.
Обычно, поднявшись с первыми петухами, она недоверчиво осматривала каждый уголок своего сада – там улитку снять, здесь сорняк выдернуть.
С первым ударом колокола наша богомолка отправлялась к заутрене и, исполнив свой долг истинного прихожанина, возвращалась домой, захватывая из почтового ящика газетенку под названием «Крест Господень», которую она прочитывала от корки до корки, потягивая кофе с молоком.
И вот однажды утром на страницах любимой газеты она обнаружила преудивительные вещи. Передовица, например, начиналась с такой фразы:
«Когда же наконец будет покончено с этими ч… попами?!», и так далее в том же духе. Внизу страницы стояло следующее обращение:
«К нашим читателям.
Мы взываем ко всем, кто читает эти строки, – будьте бдительны, если по той или иной причине вам приходится пускать священника на порог. Так, в минувший понедельник некий кюре из Сен-Люсьена, призванный к одру одного из своих прихожан, дабы свершить над ним таинство последнего причастия, выходя, не постеснялся прихватить золотые часы покойного и дюжину столовых приборов чистого серебра.
Увы, случай этот далеко не единичный», и прочая, и прочая.
Но колонка происшествий – это отдельный разговор!
В числе прочего там была заметка об аресте папского нунция, который третьего дня заявился на бал в Мулен-Руж, напившись до положения риз, затеял драку и оказал сопротивление сотрудникам полиции.
Да, странный был номер!
Нужно ли пояснять, что сей любопытный образчик журналистского мастерства был полностью составлен, набран и отпечатан заботами вовсе не дам-попечительниц, как, например, «Фронда», а вашего покорного слуги – при содействии одного знакомого издателя, неоценимую помощь которого в этом деле я долго еще буду вспоминать с благодарностью.
Одну из выходок, поистине украшающих мою коллекцию, я могу смело рекомендовать вниманию почтенной публики. Она не блещет ни живостью ума, ни изысканным тактом, но ее воспроизведение гарантирует устроителю несколько минут совершенно безудержного веселья.
Разумеется, я не мог не испробовать ее на ненавистной соседке.
С самого раннего утра, через равные промежутки времени я отправлял за старухиной подписью и с ее обратным адресом телеграммы людям, проживавшим в самых разных уголках Франции.
Каждое из этих посланий – с пометкой «ответ оплачен» – содержало просьбу ответить на тот или иной вопрос.
Трудно представить себе ту степень изумления, а равно и ужаса, которую испытала эта пожилая особа, когда один за другим почтальон стал приносить ей голубоватые бланки, содержавшие фразы одна нелепее другой.
Получив вскоре за прочтением изготовленного мною спецвыпуска «Креста Господня» эти телеграммы, моя постылая соседка впала в презабавнейшую прострацию.
В конце концов она отказалась принимать почтальона и даже пригрозила поколотить скромного трудягу рукояткою метлы, случись ему заявиться вновь.
Удобно расположившись подле окошка у себя на чердаке и вооружившись мощным биноклем, я заливался так, как редко до того случалось.
Тем временем окончательно стемнело.
Так уж издавна повелось, что кот моей бабули, черная поджарая бестия, с наступлением сумерек отправлялся на прогулку ко мне в сад.
С помощью моего племянника (мальчуган подает поистине блестящие надежды) мы в одно мгновение изловили непрошеного посетителя.
С той же проворностью мы обильно смазали бедное животное сернистым барием (одним из тех продуктов, которые имеют свойство заставлять тела светиться в темноте; найти его можно в любой лавке химических реактивов).
Ночь тогда, помню, была темной и безлунной, ни звездочки на небе.
Придя в беспокойство от долгого отсутствия своего любимца, старуха принялась звать его: «Полит! Полит!». (Тоже мне имечко для кота!)
В этот момент, обретя наконец свободу, обезумев разом и от ярости, и от страха, Полит вылетел из дома, взобрался на стену – все это быстрее, чем я успеваю записать, – и устремился к своему жилищу.
Вы когда-нибудь видели, как из ночной тьмы выныривает светящаяся кошка?
Поверьте мне, зрелище это стоит всех долгих приготовлений, и я, признаюсь, в жизни своей не видал ничего более кошмарного. Пожалуй, даже
