Если замечательные, ни на что не похожие произведения Бриссе и могут быть рассмотрены сквозь призму юмора, то вдохновляющий их авторский замысел не имеет с юмором ничего общего. В самом деле, Бриссе ни при каких обстоятельствах не изменяет раз им найденному предельно серьезному и важному тону. Скорее сам читатель, пытаясь как-то определиться по отношению к его тексту – а процесс этот требует пересмотра всех наших философских и научных взглядов, – вынужден обращаться за помощью к юмору. Помощь эта, заметим, ему понадобится – речь идет о не знающем себе равных эмоциональном переживании от столкновения с открытием, способным пошатнуть самые основания человеческой мысли, перечеркнуть все предыдущие достижения разума в любом их проявлении и поставить под вопрос самые элементарные принципы существования общества. Такие открытия считаются невозможными a priori, но если, по невероятной случайности, нечто подобное все же происходит, все следы надежно скрываются за стенами психиатрических лечебниц. В том, что касается Бриссе, защитные рефлексы человечества были на удивление слабы: лишь какая-то кучка бумагомарак язвительно окрестила его в 1912 году королем философов. Это издевательское отличие, впрочем, отвратило от него лишь тех, кто и так привык закрывать глаза на самые причудливые проявления человеческого разума. Эмоциональный разряд Бриссе, нацеленный преимущественно в область юмора восприятия (в отличие от юмора сообщения, характерного для большинства занимающих нас авторов), позволяет нам с редкой точностью определить основные признаки этой разновидности юмора. Автор словно бы дает понять: в его руках – секрет такой огромной важности, что все созданное до его открытия можно считать ничтожным и словно никогда не существовавшим. Мы имеем дело с возвратом даже не отдельного индивида, но, в его лице, всего нашего общества назад, к волшебному миру детства (нечто похожее происходит в случае с Таможенником Руссо). Очевидное противоречие между повседневным людским разумением и торжеством столь всеобъемлющего примитивизма в творчестве какого-нибудь художника или писателя высекает мощнейшую искру юмора самой высшей пробы, к рождению которого непосредственный автор произведений оказывается уже непричастен.
Центральная идея философии Бриссе такова: «Слово, которое есть сам Бог, в каждом изгибе своего значения хранит всю историю рода человеческого с момента его сотворения, а в каждом наречии – историю народа, и вера в неопровержимость этого заключения поменяет местами профанов и мудрецов». Прежде всего, на основе морфологического разбора слов Бриссе заключает, что человек произошел от лягушки. Это открытие, которое он тщательно обосновывает, а затем развивает, с поразительной изобретательностью играя сочетаниями слов, приводит его к следующему наблюдению из области анатомии: «Под микроскопом человеческое семя выглядит словно озерцо с кишащими в нем головастиками, настолько населяющие семя крохотные существа напоминают их по форме и повадкам». Затем, на фоне предположений о всеобщей сексуальности природы, безумие которых спорит с самыми диковинными галлюцинациями, но блещет при этом редкой эрудицией, разворачивается головокружительная цепочка словесных уравнений неослабевающей математической строгости – так рождается его учение, претендующее на точное и безошибочное толкование Книги Бытия. Бриссе не скрывает, что сияние того дара, которое он преподносит человечеству, ослепляет его самого и облекает поистине божественной властью. Своими предшественниками он признает лишь Моисея и библейских пророков или Иисуса и его апостолов, а себя самого провозглашает седьмым ангелом Судного дня и архангелом вечного воскрешения.
Разумеется, в более приземленных сферах подобные откровения могли обернуться для их автора лишь жесточайшим разочарованием.
«„Логическая грамматика“, изданная в 1883 году, – пишет он, – получила достаточную известность в ученом сообществе. Мы даже попытались представить ее на конкурс в Академию наук, но труд наш был отвергнут стараниями г-на Ренана. Не найдя издателя для „Тайны Господней“, в 1891 году мы решили донести сию работу до публики посредством бесплатной раздачи брошюр и нескольких публичных чтений. В Анжере дело дошло даже до студенческих волнений: все надлежащие приготовления к лекции были уже сделаны, но замысел наш наткнулся на противостояние местных властей. В 1900 году была опубликована „Мудрость Господня“ и, тысячным тиражом, брошюра „Великая новость“ с изложением основных идей всех наших работ. Но зазывалы, которым эта великая новость была доверена, словно онемели, и продавалась она из рук вон плохо, отчего в Париже листки пришлось даже раздавать бесплатно и рассылать, вместе с книгой, во все концы света. Благодаря знакомству публики с брошюрой тираж книги был в конце концов распродан, однако известили нас об этом лишь по разорении издателя. Двух этих работ было достаточно для того, чтобы „Пти Паризьен“ посвятил нам, пусть
