Путешествия на Новую Гвинею (Дневники путешествий 1874—1887). Том 2

type="note">[212], носимый ими в пирогах, был заменен обыкновенным поясом (из приготовленной древесной коры), обхватывающим несколько раз талию и проходящим между ногами.

Отсутствие характеристичных для этой местности специальных украшений облегчало сравнение их с другими разновидностями папуасского племени. Я и сегодня, смотря на них, пришел к результату, записанному при первой моей встрече (в 1876 г.) с жителями этих островов, и который сообщил я в свое время в письме Географическому обществу[213] в следующих словах: «…Я старался только уловить общий тип. Чем более я всматривался, тем менее мне казалось естественным не считать туземцев Новой Гвинеи, Новой Ирландии и о-вов Адмиралтейства (южного берега) чем-либо иным, как географическими разновидностями одного племени».

Следя за разговором туземцев, которых я понимал только отчасти, я старался пополнить и проверить небольшой словарь здешнего диалекта, записанный в 1877 г. Мне удалось записать несколько новых слов и между прочим уловить очень важное для меня выражение «ланган-се?» (как зовут), представляющее ключ ко многим другим, как я не раз имел случай убедиться, изучая какой-нибудь новый для меня туземный язык.

Пинрас, благодарная за полученный от меня бисер, не отходила от койки и следила за выражением моего лица, стараясь предупредить мое желание. Этот пристальный взгляд девочки не понравился ее отцу, который сказал ей что-то, заставившее ее удалиться. Уходя, она несколько раз оглядывалась, вероятно досадуя, что приходится послушаться. Мне жаль было вернуться снова на шхуну, но у меня не было ничего теплого с собою, а я боялся сырости и холода ночи на берегу; к тому же на другой же день я собирался посетить большой остров, что было удобнее предпринять со шхуны.

Шкипер В., завидя мое приближение к шхуне, поспешил встретить меня у трапа, чтобы крепко пожать мне руку за то, что я привел его сюда, — так доволен был он результатом дня. Торг, как он мне объявил, шел без перерыва весь день, и, несмотря на многочисленный экипаж шхуны (более сорока человек), не хватало рук, чтобы забирать привозимые трепанг и раковины. Столяр с двумя помощниками почти что окончили сооружение smoke house, который шкипер хочет затопить завтра же.

23 августа. Я намеревался взять на берег фотографический аппарат, и мне необходимо было иметь с собою кого-нибудь, кто понимал бы, что некоторые вещи европейцев очень ломки и нести их надо с большой осторожностью. Все мое знание туземного языка было бы недостаточно, чтобы объяснить это обстоятельство моим знакомцам с о. Андра; к тому же все туземцы были заняты торгом, ловлей и т. п. Я попросил шкипера В. позволить одному из людей его шхуны отправиться со мною, на что, по нашему уговору, я имел право. Он предложил мне выбрать, кого захочу. Я сказал матросу Стиву, туземцу Австралии, что он должен отправиться со мною на берег. Я его выбрал, так как он хорошо понимал английский язык и очень порядочно говорил на нем. Стив сперва согласился, но, когда я вынес вещи свои из каюты, он попросил меня под предлогом нездоровья (просто струсил) взять кого-нибудь другого. Я заменил его туземцем с о. Лифу (из группы Лойэлти), по имени Джо, веселым и не трусливым малым, который хотя и говорил по-английски, но очень плохо и, побывав на Новой Каледонии, так же коверкал и французский, но все-таки понимал оба языка достаточно, чтобы исполнить мои приказания. Не без разговоров и уговоров разного рода удалось мне найти туземную пирогу, чтобы перевезти меня на большой остров, так как почти все пироги около судна были заняты оживленным торгом или перевозкой трепанга с рифа на шхуну.

Сегодня между предметами торга фигурировала также молодая женщина, сидевшая в одной из пирог. Ее усердно предлагал мужчина средних лет, весьма может быть ее же муж или брат, европейским тредорам, стоявшим у борта и платившим за привозимый трепанг. Между тем как муж или брат на палубе при помощи очень характерной пантомимы[214]предлагал свой товар, женщина, сидя в пироге как ни в чем не бывало, изредка улыбалась, жевала э-пате, красную землю, которую туземцы здесь едят[215].

Перенесши осторожно камеру и другие принадлежности фотографического аппарата в пирогу, мы отправились в Пургасси, одну из ближайших деревень на берегу большого острова. Джо выпросил у шкипера револьвер, который он гордо прицепил к поясу. Я сперва не хотел позволить ему брать револьвер с собою, так как знал, что он стрелять не умеет, но, когда он заявил, что револьвер не заряжен и патронов у него нет, не захотел лишать его удовольствия носить безвредное оружие только для вида. Мы причалили к роду пристани в глубине небольшой бухточки. В этом месте выдвигалось из земли несколько поднятых коралловых глыб, почти что закрытых песком. По обеим сторонам мыска или пристани этой росли мангровы. Один из туземцев Андры, бывший на пироге, пожелал отправиться со мною, от чего я не отказался, так как при большом числе тропинок я мог бы попасть далеко в лес и, пожалуй, не найти деревни, которая, как я убедился при помощи бинокля со шхуны, находилась на холмике. О присутствии ее со шхуны можно было догадаться единственно по верхушкам кокосовых и арековых пальм.

Собрав все вещи, отпустил пирогу и в сопровождении Джо и туземца из Андры направился по тропинке, около которой, кроме других деревьев, росло немало саговых[216] пальм; далее, взбираясь на холм, я увидел, что растительность здесь была разнообразнее[217], повсюду можно было заметить влияние человека. Кроме хлебного дерева, кокосовых и арековых пальм, виднелись кусты китайской розы (Hibiscus Rosa Sinensis) с цветами разных оттенков, разных видов Codium с пестрыми листьями, возвышались красивые верхушки Соlodracon с красноватыми узкими листьями; это были все растения, листьями которых туземцы любят украшать себя.

Когда завиделись первые крыши, я был удивлен тишиной в деревне: кроме крика нескольких птиц, не слышно было ничего, ни говора мужчин, ни перебранок женщин, ни крика и визга детей. Войдя на площадку деревни с несколькими хижинами вокруг, над которыми качались ветки кокосовых пальм, мы действительно не увидели никого, кроме очень тощей, высоконогой свиньи, которая, хрюкая, убежала, и черной собачонки с белыми пятнами, с